Алина Дмитриева - Шамбала

– Я лишь хотела получить свои деньги по праву, – не испугалась тетка.

– В мои обязанности входит выписать вам штраф за неподобающее поведение. Однако этот штраф мы пришьем к вашему личному делу. – Он порылся в своей кожаной сумке-почтальонке и достал несколько выбеленных листов бумаги. – Ах, вот оно что. Это ваш второй штраф. Если подобное повториться в третий раз, вы вынуждены будете отправиться в тюрьму на известный срок – двадцать дней, после чего обязаны еще десять дней добровольно-принудительно работать там, где вам укажет Совет.

Тетка никак не реагировала.

Жандарм выписал квиток и передал его Боне. Она отложила его на буфет, оставшийся от нашей бабушки, и прикрыла каким-то камнем-бруском.

– Сроку вам ровно месяц, далее штраф растет и…

– Знаю я эту вашу систему, – отрезала тетка.

– Тем лучше для вас, – улыбнулся гость. – Я должен заполнить кое-какие бумаги и взять с вас подпись, – довольно мирно продолжал он.

Они разговаривали о родственных связях, и, когда он услыхал о том, что сестра тетки погибла вместе с мужем несколько лет назад при взрыве, лицо его тут же стало серьезным, будто ему это совсем не понравилось. Он стал расспрашивать о собственных детях тетки, но в эту секунду я что-то уронила, и лицо жандарма – красивое, если бы не злые глаза – обратилось в мою сторону.

Он встал и решительно направился к другой раскрытой двери, где я, уже испугавшись, глазела на его высокую фигуру.

– А ты кто такая, девочка?

Он присел рядом и подолы его серого, блестящего пиджака, едва коснулись простой черной земли.

Сердце мое колотилось от чудовищного страха – людей я всегда боялась. Но тут подбежала тетка и затараторила, точно наседка:

– Это так, просто девчонка, соседская девчонка. Она ходит к нам помогать по хозяйству. Видите, спина моя уже немолода. Уже совсем сложно справиться. А дочь моя болеет часто, незачем ей на сквозняках находиться… Ступай, – она скоро подтолкнула меня в плечо и указала на соседский дом, – возвращайся домой, Армина, ты сегодня нам очень помогла. Приходи ужинать.

Все эти секунды мы с жандармом испепеляли друг друга взглядами. Тетка снова меня подтолкнула и принялась шипеть мне что-то на ухо. Я отправилась за дом, а сама спряталась за небольшой стопкой дров, оставшихся еще от мужа Боны. Там, недалеко от входа в дом, стоял поразительной красоты спортивный автомобиль. О таких рассказывали мальчишки. Я сидела за этими дровами, и молилась, чтобы этот странный человек скорее уехал из нашего дома, или чтобы соседи меня не заметили и не стали причитать на всю улицу.

Тетка еще разговаривала с жандармом – я слышала их голоса. Я наблюдала за пасмурным днем и за светло-серым небом, по которому бежали полупрозрачные облака. На улицах было пусто, и небольшой ветер колыхал немногочисленные фруктовые деревья, пораженные какой-то заразой. Голоса утихли, но автомобиль все еще стоял у дома. Я вознамерилась встать, но рука накололась на что-то острое. Веточка малины! У рудников растут леса, и иногда – очень редко – рабочим удается опочить в тени деревьев. Добрый старик порой приносил из лесу несколько веточек малины, затаенных в кармане, а вечером отдавал нам с Марией. Ягоды на них немного мялись, но сохраняли свою свежесть и сладость вкуса. Должно быть, я выбросила ненужную ветвь через кухонное окно, что как раз над моей головой, а она так и высохла под осенними ветрами.

Я больно уколола палец и принялась высасывать из него кровь.

Как же я люблю малину! Жаль только, что она доставалась мне такой ценой – ценой опасности жизни доброго старика и попытками не уколоться и не причинить себе боль.

Приезд этого жандарма я, конечно же, позабыла. После отъезда тетка отыскала меня за стопкой дров и велела идти в дом, чтобы я не простудилась. Она была зла, но еще больше – напугана. Маленькая девочка не могла разбираться в таких тонкостях, но я это чувствовала. А еще мне показалось, что эта встреча знаменовала перемены. И я не ошиблась.

Совсем скоро, одним самым обыкновенным днем, когда я принялась стирать белье на старой терке, тетка Бона подозвала меня к себе и прямо, как всегда без единой утайки или хотя бы намека на маломальский такт, сказала:

– Кончилось твое безделье, голубка моя. Нам деньги нужны. Кормить тебя не на что. Родители твои ни гроша не оставили. Только и придумали, что смотаться на тот свет.

Она дала мне строгий наказ, и я, несмелая девчонка, не позволила себе ослушаться.

Тетка, хоть и жуткая упрямица да своевольница, все же настаивала на необходимости ходить в школу. Представитель науки, пусть и в закоренелом селении, ей нравились люди прогрессивного ума и, кажется, будь то возможность или средства, она непременно отправила бы Марию в Метрополь – хоть бы в тот Международный Университет, где в свое время училась моя мать.

Но мне она велела сидеть дома и заниматься хозяйством. Уж не знаю, что тому было причиной; до известного срока я воспринимала это, как зависть, некую зловредность, что ли; но едва смела задать какие-то вопросы, как тетка хмурилась и все трещала, точно трясогузка: «Ой, на что тебе вся эта ерунда? Пойди, займись чем-нибудь полезным». Но любые махинации с науками я всегда выполняла быстро – совсем не то, что Мария, которая часами прозябала над учебниками, из-за чего цвет ее лица напоминал кожицу посеревшей свеклы. В итоге я оставалась без нужной мне информации, а тетка вновь и вновь нагружала меня домашней работой.

Прекрасно помню тот день. Набрав на Волчьем Пустыре грибов, я шагала домой, где меня ждало множество поручений: стирка, уборка, готовка… Мария оставалась еще на час в школе – тетка уделяла ее образованию много внимания, так что обе они должны были возвратиться не ранее трех часов пополудни.

Меня остановила наша соседка – тетка Сфорца. Дом у нее был побольше нашего, дюжина детишек, слабеющий от непосильных работ муж, да корова на сносях. Бона часто задолжала у нее молоко, а их младшая дочь – Ми – постоянно вертелась у моих ног, особенно если я работала на улице.

– Что, к вам вчера важный гость приезжал, а, Армина?

– Не знаю, тетя Сфорца, – отвечала я.

– Что-то к вам зачастили важные вельможи. И вот когда ты маленькая была кто-то приезжал. Какой-то пингвин надутый. Что он хотел от вас?

Она-де думала, что наивный ребенок выложит все на духу, как есть, давая пищу сплетням, да только моего жалкого умишка хватало в те годы, чтобы умалчивать некоторые факты. И, сдается, не зря.

– Они с тетей говорили о дяде. Он ведь умер.

Сфорца разочаровалась. За ее тучной фигурой показался тоненький силуэт мальчика. Его звали Вит, он был старшим из всех детей, и уже проявлял дар лекаря, подстрекаемый глубокими познаниями собственного деда. Он помахал мне рукой – также сдержанно и скромно, как и я ему. Мы всегда были немного скованны в изъявлениях собственных чувств.