Алина Дмитриева - Шамбала

– Прячусь от страж. Их слишком много сегодня.

Наши дома разделяет один трухлявый забор. Пока мы шли, я опасливо оглядывалась, труся.

– Что ты делаешь так поздно в городе? – спросила я.

– Носил одному старику лекарство. Он приплелся на своих двоих после полудня, лег на лавку и больше не вставал. Когда я пришел, дети помогали ему смыть с лица мел.

– Отец вернулся с завода?

– Нет. Думаю, они останутся там на ночь.

Внутри меня снова все переворачивалось. Я никогда не воспринимала подобное легко, как это удавалось Киану, Орли, Натаниэлю – всем, и никогда не могла смириться, пусть все кругом и твердили об этом. Внутри сидел барьер – нерушимая стена – и каждый раз какой-то колокол настойчиво звенел, не давая мне покоя.

– Осторожно, – прошептала и оттолкнула Вита назад.

Там, по главной улице, неспешно прохаживался солдат, поблескивая в скудном свете зарождающегося месяца своими форменными серебряными пуговицами. Мы скрылись за поваленным забором; залаяли сельские собаки, и тут нельзя было медлить. Мы опрометью кинулись к домам и бежали меж оградами, сквозь чьи-то посевы и огороды. В паранойе казалось, что нас заметили.

– Быстрее, Вит! – торопила.

Мы пробежали пять домов, и я увидала наши собственные. Тетка никогда не запирала заднюю дверь, ибо я часто возникала у их порога слишком неожиданно.

– Вит, к нам!

Мы обогнули заросли нескошенной травы и перепрыгнули низкий, покошенный забор. Я рывком потянула на себя дверь; мы неуклюже ввалились в темноту.

– Святые угодники! Ну хватит уже! Мария, зови страж! – раздался голос тетки.

– На нас напали! Нас хотят ограбить!

– Нет-нет, – поспешила успокоить родительницу, – Бона, это мы, не кричите.

Мария скоро зажгла огарок свечи, и я, наконец, сумела разглядеть их сонные, уставшие лица, и ветхий, понурый дом. За много лет здесь почти ничего не изменилось, разве что краски еще больше потускнели, протерлась ткань простыней и тонких, как паутина, занавесок, да отсырели стены.

– Ах, что б вас! Весь город на ушах стоит. Почему вы бежали и врываетесь, точно черти какие?– она неодобрительно посмотрела на Вита.

– Мы… Я боялась, что нас увидела стражи.

– Ты невыносима, Армина, – тетка с усталостью водрузила свое нелегкое тело в кресло.

– Тебя не было восемь дней, – с укором произнесла Мария.

– Ну извини, принцесса, – со злостью отозвалась я.

– На нас напали, – продолжила она, – поэтому мама и кричала.

– Кто напал? – я скинула рюкзак и села на трухлявый стул.

– Какой-то бродяга. Беженец, наверное. Когда его пытали здесь, он сказал, что хотел бежать из Шестой провинции в Ас-Славию.

– Трусливая курица, – не сдержалась я.

– Что?

– Ничего.

– Чем это пахнет? – болезненно-худое лицо сестры скривилось.

Я совсем забыла, зачем проделала весь этот путь к дому тетки; принялась разбирать рюкзак.

– Я принесла рыбу, здесь немного крупы… и орехи. Для тебя, принцесса.

Мария немного подобрела и свернулась калачиком у старого дивана с кульком в руках. Сердце тетки, казалось, тоже растаяло. Все мои неудачи и принесенные им неудобства окупались с лихвой теми продуктами, которые удалось достать, благодаря неустанному труду.

Я завернула в бумагу большую рыбину и протянула Виту.

– Возьми. Я знаю, что Сфорца сегодня продала весь сыр и масло. Для Ми и Али хватит.

– Спасибо, – он не мог позволить себе отказаться.

Голодать могли все – только не дети.

– Вит, мама поранила ногу. У тебя есть лекарство?

Ее капризная манера требовать все подряд бросала меня в нервную дрожь.

– Мария, – начала я, но извечно благодарный юноша тут же выпалил:

– Разумеется. Я принесу сейчас же.

– Вит, не… – но он выскочил из дома через главную дверь.

– Мария, ты ведь знаешь, как туго они живут… не нужно отнимать у них последний хлеб. Эти мази они могут продать и жить несколько дней.

– Ничего подобного, – сурово отозвалась тетка.– у них своя корова, да еще на сносях. За сыр и масло дорого дают, и отец у них живой, работает на каменоломне, и сынок их врачует. За лекарства дают не меньше, чем за сыр с маслом. Да они живут лучше многих в этом городе!

– Тетя… – я закачала головой.

Почему она ничего не понимает? Будто я разговариваю с призраками.

– И нечего тебе водиться с Витом. Он знает, где ты живешь и чем занимаешься? – тетка отвлеклась от разделки рыбы и вытерла лоб тыльной стороной ладони. – По закону, в этом доме проживает два человека – мать и дочь. Если тебя заметят, будет плохо. У тебя даже паспорта нет. А Вит может рассказать об этом кому угодно.

– Он никогда этого не сделает.

– Еще как сделает! – Тетка безжалостно рубила рыбу на куски. – Если Комитету велят его пытать или ему предложат денег – он долго молчать не будет, и ты это знаешь, – она отвлеклась. – Мария, спусти это в ледник.

Сестра полезла в подвал, сразу у печи, а тетка продолжала:

– Так что не вертись у людей на глазах, если хочешь жить, поняла?

Открылась дверь, вошел Вит, неся в руках какие-то лекарства и примочки.

– Я обработаю вашу рану, садитесь.

Тетка водрузила свое тучное тело на изрядно потрепанное, выцветшее кресло и приподняла длинные подолы юбок.

– Где это вы так? – рана и впрямь казалась ужасной.

– Мама рубила дрова, – ответила Мария.

– Бона… – выдохнула я устало, – женщинам не следует рубить…

– Кто это мне велит, что я должна, а что – нет! Жить как-то надо, печь сама не натопится.

– Я могу приходить и рубить вам дрова… – протянул Вит, занятый работой.

– Вит, не… – начала я.

– Вит, что бы мы без тебя делали! – воскликнула Мария.

Раздосадованная, я почти чувствовала, как меня всю колотит от ненависти к сложившемуся положению. Я подошла к раковине, сделанной покойным Муном по старой схеме времен Советского Союза. Втолкнула стержень в емкость и услышала, как вода полилась в пустой таз. Смочила лицо, шею, омыла руки.

– Я пришла, чтобы сказать еще кое-что, – решила не тянуть с миссией. – Правитель ввел новый налог на прилежащие к дому земли. Вероятно, на днях придут люди из Совета на опись этих земель.

– Что? – наивно прозвенел голосов Марии.

Я знала, что деньги у них имелись. В прошлом месяце я принесла им солидный мешочек монет после поездки Герда на ярмарку в Шестую провинцию. Они уплатят налог сейчас, а далее… далее мы всегда жили сегодняшним днем.

– Мама, поэтому ты сказала, что весь город на ушах стоит? – простодушно щебетала сестра.

– Да, девочка, поэтому, – Бона глубоко задумалась и долго молчала.

– Вот и все, – произнес в тишине Вит, и указал на перевязанную ссадину, – постарайтесь не лить воду на рану.

– Так намного лучше, – отозвалась тетка, что следовало считать благодарностью.