Анри Коломон - Франсуа и Мальвази. III том

Граф с ярости закусил губу, со злости на себя за то что как-то вдруг некстати развел похвальбу перед этим буржуа, показавшимся насмешливо успокаивающим его от сих намерений.

Во дворе их ожидал экипаж, на котором они укатили в центр города до фонда Мармино – казначейства всей островной провинции. Остановившись у него со стороны улицы Рима экипаж выпустил сенатора, имевшего не только право входа в любое правительственное учреждение в допустимое время, но и вмешательство в его дела.

Через четверть часа вошедший в фонд, оттуда вернулся и экипаж продолжил свой путь на Мединскую улицу, там ссадив Камоно-Локано.

– Я же говорил, что все пойдет благополучно, – сказал граф перед тем как закрыть за ним дверцу, и без него тронулся далее.

Сенатская площадь, взявшая негласное название от здания Сената, выходящего на нее фасадом, была небольшой, как будто в соответствии с убогим тем значением какое имел сам сенат, как учреждение в структуре администрации, самой мало что значившей зависимой от Неаполитанского вице-короля и через него непосредственно от далекого испанского же короля.

Давно прошло то время, когда сенат был главным органом Рима, теперь же убого как в насмешку возрожденный после прошлой республиканской революции для торговых противодействий сюринтенданту буржуа-торговцами ради своих интересов, сбитых тем самым в корпорацию; значение его было ниже всякого здравого смысла, и нужен то он был как фетиш. Но фетиш на полную традицию и представленные в нем высшие и низшие чувствовали себя деятельными. Кто не ленился ходить на каждое заседание мог считать себя в курсе всех событий третьего сословия, а так же имел сенаторское достоинство.

Несмотря на ничтожность значения особняк Сената в противоположность этому и площади был отгрохан вернее перегрохан с прежнего здания на новое, ныне покойным князем де Шакка для буржуазии, к которой особливо благоволил.

С реконструкцией особняк расширился, приобрел современные черты стиля архитектуры барокко, заменившего прежние громоздкие черты. Была увеличена главная зала – сердце самого учреждения, где проводились заседания Сената и все прочее. С перестройкой же здания приобрело не только чисто умозрительный простор от выхода высокими окнами на площадь к естественному освещению, но и избавилось от готики, давившей на чувства. Новая мебель, необычайная конструкция установки кафедр, лучами отходившая от ораторского и председательствующего места, приводили в первое время сенаторов в восторг, а когда вице-губернатор умер, оставили о нем добрую память.

Сенатская площадь, как уже неоднократно отмечалось, сравнительно небольшая по размерам, как нельзя лучше этим способствовала тому чтобы на ней собралось множество народу посудачить о том, о сем, и конечно же о роли Сената, что ему можно и нужно было делать. Но так как здание весь день пребывало в пустом состоянии от сеньоров заседателей, ничего существенного не произошло на переполненной площади, а к вечеру уступили место разместившемуся заместо их на площади испанскому отряду, небольшому по численности, но достаточно внушительной силы, с какой они вытурили с площади собравшийся люд зевак для осмотра событий вокруг Сената.

Новая массовая прогулка в этот день не состоялась вовсе не потому что по улицам рыскали солдаты. Предчувствие заставляло глав семей оставлять жен и детей дома, а так как быть на улице не возбранялось, тогда еще комендантских часов не изобрели, то вышли сами те кто больно радел за снижение налогов и многих других вещей.

Разные слои горожан большей частью скрываясь в укромных дворах, а то и открыто как на Сенатской площади составляли различные петиции, в одной предлагали губернатору помочь сделаться маркизу Спорада королем, а самому ему стать его констеблем, а в другой стать королем самому губернатору и снизить на этот год налог на треть, а то и половину. Далее подобных предложений дело не зашло.

На мирное настроение влияло еще может быть то, что погода выдалась прекраснейшей, какой она только может быть в тех числах, а главное приветливость дня после тревожной ночи возымела свое действие.

На следующее утро успокоившемуся было губернатору, ничего не ожидавшему уже от города, пришлось с неприятностью для нервов узнать прямо первым что он узнал на следующий день, это то что несказанно могло ошеломить губернатора. Его подчиненные обсуждали вопрос: о налогах, и ни кто-нибудь а самая опасная часть его подчиненных ввиду отсутствия прямо подчиненности лишь косвенной. Сенат с самого утра заседал.

Де Карини был поражен этим известием как преданный, почувствовавший себя бессильным уже что-либо поделать. Но у него-то было средство как унять сей последний язычок пламени. Оставалось только узнать подробности того как это случилось? А произошло следующее: наступила пятница с очередным установленным на нее заседанием, о котором князь знал, и знал что состоится оно в полдень, но произошло следующее из-за чего губернатор опоздал со своими наставлениями сеньорам представителям от различных цехов и купеческих гильдий:

…Из-за своей ничтожной значимости события происходившие в сенате не могли быть на виду у всеобщего внимания, потому порой вольно определялись. В противоположность другим значащим институтам власти, где церемониал и ритуалы были отработаны от сих до сих и не изменялись, в Сенате стоило только раньше времени собраться большей части сенаторов, как тут же и начались обсуждения, то бишь заседание. Никакие такие правила и законы не удосужились возбранять им это делать не дожидаясь остальных, а собственные правила на то были свои чтобы самим их нарушать. То что привело большинство сенаторов намного раньше времени и кинуло их сразу же в споры и рассуждения вылившиеся в видимость заседания был вопрос о налогах, которые требовали все прошедшие два дня снизить по методу предложенному воззванием Спорада. И которые перед волнениями /ходил слух /, собирались еще и повысить, сеньоры заседатели горели желанием раскрыть правительству глаза на действительное положение вещей в налогах и их последствиях и писали петицию, коя вместе с рассуждениями и сложила впечатление у осведомителей как в обсуждение.

Вместе с ранним съездом к зданию сената на площади и улице за ней, а так же с задней стороны от фасадов сошлось много народа, так что рядам испанцев стоявших и там и там приходилось с трудом отражать напоры толпы и сносить различные выходки, как отдельных личностей, так и массы в целом, вызванные глубокой ненавистью к желтым мундирам.

Сдерживая дулами ружей натиск напирающей толпы, впрочем легко расступившейся, пропуская кареты сенаторов, умчались к тому же еще и достойно встречать пребывающих сенаторов, разгоняя последних расступившихся ударами прикладов.