Ноэми Норд - Снимаем порно! Пятьдесят эротических сцен

– Вот так-то лучше! Рядом с тобой Гарри – лох.

Уверяю, одобрение на садиста подействует, как удар шаровой молнии.

Рука с кусачками дрогнет.

Самый сложный случай, когда маньяк торопится уничтожить следы любовного экстрима.

Он доведет твой разум до истерики, распахнув громоздкий чемодан, в который предполагает уложить твои мертвые кости.

Но ты, скрипя зубами, пошути над чемоданом: скажи, что будет мал.

Ваши сомнения по этому поводу совпадут.

Добей убийцу иронией, ввергни в панику, обрати внимание на то, что чемодан слишком приметен, и его, наверняка, запомнит какой-нибудь сосед или прохожий.

Увидишь, он растеряется, задумается, и натянутый шнур на твоей шее дрогнет.

Ты отыграешь пару часов, пока маньяк приведет в порядок свои смятенные мысли и притащит другой, не слишком затертый саквояж.

Если сумеешь доказать, что для твоих похорон лучше использовать не один, а два или даже три чемодана, – считай, что ты на верном пути.

Как только заприметишь возле смертного ложа два чемодана, считай: победа близка: маньяк начал прислушиваться к твоим советам.

Ты вошла в роль мамочки. А значит – финал почти за тобой.

Потому что мамочка для маньяка – и путеводная звезда, и начало начал.

Известно, что маньяки забиты драгоценными родительницами с раннего детства, поэтому послушны и поддаются удивительному внушению.

Он сам вдруг, как бы случайно, снимет путы с твоих ног, а узнав родное выражение глаз, подложит подушечку под голову.

Возможно, он и водички попить принесет, и за клубничкой в супермаркет слетает.

Не удивлюсь, если несчастный псих вдруг вспомнит детство и отыщет среди пыльного хлама пятихвостую плетку, которую принесет и вложит в ручки строгой воспитательницы. При этом ножовку стыдливо спрячет за спиной.

Как только заметишь подобные изменения в поведении, бери в руки инициативу. Отныне маньяк в твоих руках.

Скажи ему:

– Томми, сыночек ненаглядный, подай-ка мне твою бензопилу. Как она включается? Так, милый мой, а сейчас я тебя должна наказать. Ты вырос плохим мальчиком. Погляди: ты испортил мне ножку. Ты закинул под кровать мое ушко. А где, объясни, дорогой, мои два пальчика? Ах, ты раздавил мизинчик, он приклеился к подошве твоего ботинка! Ай-яй-яй, Томми. Наказание – исправит плохого мальчика.

Рев пилы в твоих руках подскажет, как выбраться из этого дерьма.

Дрянь – дрянь – дрянь!

Сто раз повторяю: ты, сука, сама не хочешь стать счастливой.

Оглянись, зараза, не ты одна, и время поджимает.

У меня таких, как ты, – миллион.

И все жаждут примерить мой размер.

Верь, зараза, улеглись штабелями – и стонут.

Им – не надо?

Но почему, блять, все тебе?

Очнись, открой глазки…

Ну и что – если я?

Не москвич, не издательский спонсор.

А погляди сюда: кулачище – видишь?

Вмазал слегка, а кажется – сильно.

Полежи, хорошая, оклемайся, увидишь – сама захочешь.

Акацию эту, с ветками задвинем – и вперед!

Не пугай папочкой. Он у меня знаешь – где?

Тихо – тихо – цыпа…

И это называется в первый раз?

Тварь, я изнасилую тебя, твой рот, твой хохот.

Я бесстыдным образом проникну в твою боль.

Ты, тварь, поведаешь о подземном движении адской души, от судорог в икрах до боли в крестце.

Ломаешь умащенные амброй ногти, когда сопротивляешься, но я научу тебя слушаться господина.

Вчера ты стояла в позе сраного орангутанга и колебалась в такт моей похоти. Но я же видел, дрянь, ты была довольна.

Вовремя закрыла глаза, но сквозь веки мелькнул не испуганный, а любопытный взгляд.

Когда ты, наконец, перестанешь стонать и сама возьмешь плетку?

Оседлай, вонзи в мои бока железные каблуки.

Ты должна ненавидеть. Садизм учит превосходству.

Ты видишь это?

Угадала!

В твоих глазах испуг.

Сегодня это научит тебя жестокости. Ты узнаешь, что такое настоящая пытка.

Огонь пронзит нутро. Ты закричишь.

Я растравлю, наконец, тигрицу и она покажет зубы.

Я вставлю это в тебя.

Ты помнишь, тварь, флакончик с дольседойской мазью?

Он предвкушение райского наслаждения.

Смотри: он пуст.

Ты виновата, что не истекаешь соками при виде моего дружка. Каждый раз приходится увлажнять ленивое лоно жгучими ароматами, купленными у ведьм.

Они знают толк в привороте, поэтому арестованы и подвергнуты пыткам.

Я нашел тебя среди прикованных в сыром подземелье, вырвал из рук ополоумевшей матери. Она не отдавала тебя и кричала:

– Пощади, она еще ребенок!

Она притворялась.

Ведьмы намеренно обольстили меня. Они сотворили черную порчу, приворожив блюстителя морали к детским дрожащим ягодицам.

Только ведьмы сумели превратить меня в монстра, который каждое утро украшает келью мелодией стонов.

Они уверены, что ты не допустишь казни своей матери.

Но твари еще не знают, что завтра все они сгорят на костре.

Таков мой приговор.

Наш флакончик пуст, но капли хватит на последний раз.

Я ухлопал на тебя кучу золота, выкупил тебя у палача, а ты не соизволишь хотя бы ради уважения, иногда откликнуться на мои шаги.

Притворись хотя бы неравнодушной. Испугайся!

Ты знаешь, чего я жду и ради чего приговорил твое молодое тело к мучениям?

Возмутись, закричи, назови старым хрычом, садистом или развратником!

И будешь права.

Но только не ползай в ногах, подставляя рваный анал на растерзание клятвопреступника, не мусоль языком между пальцами ног.

Не проси о пощаде.

Ударь, сволочь, по яйцам, согни меня от боли пополам, и тогда я почувствую себя человеком.

Столько лет владею тобой, как бессловесной оболочкой, созданной из эфира и пустоты. Надоела рабская покорность.

Ты же не ангел!

Возмутись, ударь, закричи!

Завтра ты все равно умрешь.

Дорогая моя, разве я не исполнил твоего, не по-карману, желания отведать изыски филиппинских блюд?

Того, что обычно не подают.

Это не какие-то евразийские «паштеты из соловьиных язычков».

Глотни из карминного бокала —

краешки губ удлинятся от превосходного кьянти —

пей – и вилочкой подцепи, моя мисс,

Ты в шоке? Вопишь?

– Это ухо! Джорж, погляди! В нем серьга! Золотая!

– Разве не ты заказала?

Не давала пять дней…

И до того не давала…