Анри Коломон - В дебрях Магриба. Из романа «Франсуа и Мальвази»

…Он конечно очень хороший, почти такой же, но вот именно это, оставаться один на один наедине с этой небольшой даже разницей представлялось невозможным. Лучше с таким другим вульгарным сователем своего, лучше с разными несколькими, представлялось ей предательством меньшим, простой безличной вынужденностью, чем с почти таким же хорошим и ловким, с которым отношения пошли завязываться невольно, в какой-то суррогативной хотя бы потребности, но чтобы хоть немножко было того. Теперь все – разрыв, как и со многим другим, со всей прежней жизнью, которая вышла на последнюю дорогу, и все в ней стало видно до самого завершения. И она уже не та, что была прежде. У нее от всего прежнего осталось только соблазнительное юное еще тело, на которое она продолжала смотреть как на единственно дорогое, что у нее еще осталось в этой жизни… и она бережливо от чужого неожиданного взгляда закрыла наготу. Все-таки у нее были ее родители, пусть не на земле, но в какой-то духовной обители они были ее родными, и Франсуа ее там дожидался… А здесь оставалось только дать бой всяким домогающимся, они у нее попляшут!

Безмолвная Сахара живет своей жизнью, своими тайнами и загадками. На гребне песчаной волны вдруг появляется юркая ящерица, замирает, будто к чему-то прислушивается, затем так же неслышно, как и появилась, исчезает, скорее всего врываясь в песок. Неповоротливых, опасных на вид варанов и гекконов можно заметить где угодно рыскающих за добычей. По волнистому склону бархана извиваясь спиралью сползает ядовитая змея, пользуясь особым способом ползанъя – касаясь только гребешков, надутой ветром, рифленой поверхности и то на очень короткое время то бы не обжечься о раскаленный песок. А кругом кажется ничего живого, только бесконечные дюны под огненно палящим солнцем, но то тут, то там, можно заметить следы пробежавшего тушканчика, пучки травы. Пустыня живет своей жизнью. Здесь говорят: «на севере семь тучек – здесь одна» – и та проходит, потому что дождей не бывает годами. Единственное как влага сходит наземь: проявляется в виде утренней росы – как результат холодных ночей, отдающих влагу из воздуха. Но самое главное что удерживает остатки полумертвой, одеревенелой растительности – это глубоко уходящие в землю к влаге корни.

Обманчиво спокойствие в пустыни, на самом деле от любого ветерка происходят изменения и подчас значительные. Как бывает за одним слоем песка, поехавшим вниз соскальзывает еще и еще новые слои, и так пока не захватиться верхушка бархана. Бархан перекочевал. Барханы-кочующие под воздействием ветров, холмы пустыни, состоящие из чистого песка, обычно красновато-бурого или золотисто-желтого цвета, а так же многих других оттенков.

Барханы и дюны, постоянно кочующие по бескрайнему песчаному океану, своеобразно похожи на замедленные волны. Но не все в пустыне приходиться на пески. Так же очень большие пространства в Сахаре приходятся на покрытую крупными обломками камня и щебня поверхность называемую хамада, или если пустыня сплошь усыпана галькой – серир.

Стоило только кончиться мягкому эргу, а каменистой хамаде начаться, как езда в повозке превратилась для Мальвази во что-то невообразимое. Она поскорее постаралась облачиться в необходимое и сесть в седло своей лошади.

Как предчувствуя это, тут как тут возле нее оказался незабвенный Омар Мейяд.

– Сеньор Мейяд, вы что нарочно выехали на камни что бы выкурить меня из моего убежища?

– Ваше сердце подсказало вам правильно. У меня сегодня с самого утра нутро горит по вам и я думаю о вас.

Малъвази пользуясь тем что никто в мире не может сейчас увидеть под паранджой показала нахалу язык.

– Только сеньор Омар! Я вас предупреждаю вы меня уже изнасиловали своими похотливыми желаниями!

И вдруг!! Приоткрыв паранджу…

– Ой вы непонятливый! Пока песок на зубах скрепит, не буду! Я у вас! Сосать!!! Хорошо все понял? – неожиданно для самой себя смелым высоким звонким голоском выпалила она.

Слабой стороной Омара Мейяда оказалось слышать подобное на слуху, и согнувшись он чуть натурально не вывалился из седла.

Если вы и впредь собираетесь заниматься со мной устной эротикой – я удаляюсь!

– Нет!… Останься! … Я покажу тебе удивительную находку, которая тебя заинтересует. Это заинтересовало любую бы женщину. – говорил он уже об отвлеченном, а сам продолжал задыхаться по прошлому, ею сказанному.

– Не понимаю что на этой пустоши можно найти такого? Тем более что бы это могло заинтересовать женщину?

Омар Мейяд хлопнул в ладоши, оборачиваясь назад, подал знак рукой приблизится, и снова взглянул на нее.

– Вы никогда не слышали о «розах пустыни»?

– Сейчас вынуждена буду слушать от одного вруна по имени Омар. Ну-ну, давайте заливайте, что вы там могли найти в этой жгучей пыли? Наверное это что-то сохлое и вздорное, что только кочевники могут называть розой, потому что им нечего больше дарить своим женщинам.

– О, нет! Такой женщине как вы я ни за что бы не решился преподнести даже просто розу, если бы эта роза не была удивительной. В нашей пустыне не так уж все мертво, что топчет ваша лошадь. Это настоящее волшебство что в выжженной земле может расцветать цветок волшебной красоты, с лепестками самых различных цветов. Если белого то намного белее снега, эмалевого оттенка. Темно-фиолетовые, бурые, карминные, бордовые, пурпурные – видеть бы вам собранную из роз пустыни оранжерею во дворце султана. Та же роза которую я подношу вам совершеннейшая редкость «роза загипсов». Взгляните на чудо…

Омар Мейяд обернулся к слуге ожидавшего его с розой и на свое удивление увидел в нем своего главного распорядителя Варлафа. Значит есть новости… Он взял из его рук в свои, укутанный в темные зеленые листы цветок на деревянистом черенке с шипами. Развернув цветок от листов Омар Мейяд протянул розу восхищенной Мальвази, и пока та разглядывала ее, не спуская с нее глаз, повернул свое ухо на Варлафа.

– Господин. Караванщики мне очень подозрительны. Как можно объяснить коня взятого ими в пустыню?

– Так же как и мы взяли.

– Через всю великую пустыню никакой дурак, умоляю простить меня за это слово, коней еще не водил. И конь у меня вызывает сильные подозрения, я видел его раньше, мой глаз наметанный. Хной коня мне не изменишь. Да и то сказать конь-то не видно по нему что бы через всю пустыню поперек прошел, больно он упитан…

В это время заговорила женщина и Омар Мейяд совершенно перестал обращать внимание на то, что Варлаф ему говорил. Затем улучшив момент обернулся к нему:

– Прикажи что бы немедленно сплели корзинку для розы

– Господин что делать с теми людьми?

– Катиться вместе с ними к шайтану!