Игорь Шинкаренко - Нежное соблазнение по-провански

Бедняжка Бабетта покраснела после этих слов.

–

Аббат,– продолжила госпожа Мелло,– расшнуруйте корсет мадемуазель Бабетты. Поскольку вы будете её духовником, было бы хорошо, если бы вы сами оказали ей помощь, в которой она может нуждаться.

Я счёл своим долгом повиноваться, а малышка Бабетта пребывала в затруднении и смущении, не зная, то ли ей нужно уступить, то ли сопротивляться.

–

Вы больше не ребёнок, – продолжила её крестная мать, – и я с вами собираюсь отныне говорить, как со взрослой девушкой… но и вы должны вести себя соответственно… вы себе не представляете, я полагаю, что я хочу сделать… и что я хочу заставить сделать вас… и это может показаться вам не совсем приемлемым. Кроме того, присутствие моего мужа должно вас успокоить… но, чтобы разрушить вашу застенчивость, я хочу вам показать пример.

Сказав это, мадам Мелло сняла свою юбку и обнажила своё ущелье, которое мы вместе с её супругом успешно и неоднократно покоряли прошедшей ночью. Увидев это, обескураженная Бабетта не оказала мне абсолютно никакого сопротивления и позволила вытянуть из своего корсета два маленьких, едва зарождающихся, белых и твёрдых, как алебастр, шара… глобуса… и я был ослеплён их великолепием.

–

Они прекрасны,– произнесла мадам Мелло, нежно и легко дотрагиваясь до них,– и чрезвычайно волнительны, а кроме того убедительно свидетельствуют о том, что всю прелесть твоего тела должны подтвердить и все остальные его части, в чём все мы должны убедиться. У вас ведь ещё совсем недавно, буквально пару лет тому назад, не было ни одного волосика нигде… ни одной шелковистой прядки… там… ниже вашего бюста… не могли бы вы показать, а как там сейчас?

–

Мадам…?

–

Итак?

–

Не ругайте меня, эти мои слова вылетели из моего рта лишь потому, что я не осмеливаюсь сделать это.

–

Говорите… говорите, не опасайтесь ничего.

–

Вот уже шесть месяцев…

–

После чего?

–

Как я заметила первые волоски там.

–

И…?

–

Мне было стыдно показать их вам.

–

Ничего страшного… но может быть будет вполне естественно показать их аббату, ведь он человек, близкий к господу Богу.

Бабетта, при виде движения, которое я совершил в её направлении, показалась нам чрезвычайно сконфуженной, хотя и сопротивлялась скорее машинально, чем осознанно.

–

Боже, какое дитя,– продолжила хозяйка дома,– но, наверное, как мне кажется, необходимо, чтобы я подала вам пример, моя милая Бабетта?– И она вопросительно посмотрела на девушку,– И я согласна это сделать.

И мадам Мелло подняла свои юбки, продемонстрировав нам во всём великолепии своё золотое руно, самое прекрасное из всех, что мы видели до сих пор. Тогда, верная духу подражательства, Бабетта продемонстрировала всем свой зарождающийся пушок, затенявший притвор самого прекрасного в мире храма любви, который когда либо сотворила любовь… и госпожа Мелло тут же направила туда свой пальчик, и её ласки вызвали вскоре приятные колебания стана прекрасной девушки, наглядно свидетельствующие об охватывающем Бабетту сладострастном ознобе.

–

Вот и настал благоприятный момент приобщения нашей милой Бабетты к сонму прекрасных женщин, и для того, чтобы позаботиться об этом дорогом для нас ребёнке я выбрал именно вас, мой дорогой аббат. Давайте, мой милый Клу Экру, приведите её на мой диванчик, и окажите ей всю возможную поддержку, которая только может зависеть от вас.

Мелло и я, мы вместе сгорали от желания при виде такой прелести. Малышка, судя по её блестящим глазам, приоткрывшимся от возбуждения, и подрагивающим пересохшим губам, также была чрезвычайно взволнована, но присутствие её крестной матери и её супруга, господина Мелло, немного смущало Бабетту. Госпожа Мелло, чтобы извлечь пользу из этого обстоятельства, постаралась перевернуть ситуацию с головы на ноги, и обняв своего мужа, произнесла:

–

Покажем этому ребёнку, что ей следует делать.– И с этими словами моя госпожа прилегла на соседнюю кушетку с широко раздвинутыми ногами, чтобы её крестница могла беспрепятственно обозревать, как в её подрагивающую от возбуждения пещерку свободно входит копье её мужа.

–

Ах! Мой дорогой аббат,– сказала мне Бабетта, размещаясь на кушетке в такой же самой позе, что и мадам Мелло,– Сейчас я уже готова уступить вам то, что вы столь мило ласкали и трогали своими нежными руками, и что, как говорите вы, должно доставить мне столько удовольствия и наслаждения! Теперь я понимаю, как важно иметь такую хорошую крестную мать, как мадам Мелло!

И в то самое время, когда Бабетта произносила эти приятные моему уху слова, я поудобнее пристраивался к её соблазнительному телу, и верхушка моего дротика старалась проникнуть в её до сих пор достаточно равнодушный к этой атаке редут, поскольку стыдливость запрещала её голове и чувствам доступ к точкам сладострастия. Но, слава Богу, спектакль в исполнении госпожи Мелло, которая в этот момент лишалась чувств благодаря усилиям её мужа, раздразнил желания девушки, мешая ей противиться моим, какую бы боль ни причиняли ей мои усилия. Я воспользовался этим моментом опьянения, и продев мои руки вокруг её грудей, прижался к ней столь сильно, что, преодолевая все препятствия, я установил голову моей колонны в закрытые до того времени ворота укрепления неприятеля, и они тут же уступили моим усилиям и распахнулись.

–

Ах! Я умираю,– выдохнула Бабетта,– и это жестоко! Неужели это то самое ли удовольствие, которое вы мне обещали?

Я не уступал её мольбам о пощаде и продолжал в том же духе, продвигая мою колонну вглубь по тоннелю её пещерки.

–

Самый тяжёлый и болезненный этап нашего путешествия уже преодолён, моя дорогая Бабетта,– ответил я ей,– ещё немного терпения, и ты увидишь, что я тебя ничуть не обманул.

Бабетта плакала, стонала, а я продолжал продвигаться вперёд. Между тем, Мелло и его жена, закончив свою приятную часть задуманной нами операции по совращению девушки, пришли нам на помощь. Официальная крестная мать Бабетты, скользя своей рукой по нашему полю битвы, ласкала пальчиками растущий от её ласк отросток у входа в пещерку между ног этой юной любительницы наслаждений, которая в достаточно грубой форме стала оповещать присутствующих о покорении вершины сладострастия, а губы Мелло, влюблённо сжимающие одну из побагровевших земляник её груди, вознесли упоение Бабетты на пик наслаждения, и она окончательно утратила связь с окружающим миром и забыла о боли, которую ей совсем недавно причинял мой продвигающийся вглубь её пещерки скипетр.