Лина Мур - 50 и одно дыхание глубже

Жизнь порой представляет собой небо. Бесконечное и долгое. Звёзды совсем не звёзды, а точечные болезненные напоминания твоих ошибок, как зарубки на этом чистом небосводе, изрезанные проблемами, и они давят на тебя. Невозможно увидеть полностью масштаб этого всего, но ты ощущаешь, насколько ты ничтожна перед ним и слаба. Слишком велико это небо, а ты обессилена. Буквально выжата, и нет в тебе даже желания поднять голову и увидеть красоту. Её больше нет, для тебя нет, потому что теперь всё стало тёмным.

Вот примерно так я чувствую себя, стоя напротив квартиры, расположенной в даунтаун 1 1 Центральная часть города, где расположены главным образом деловые объекты города: офисы, банки, театры и другие развлекательные учреждения и т. д. и недалеко от бизнес-центра. Ключи в руке обжигают кожу своей холодностью и тяжестью. Шумно вздохнув, подхожу к двери и попадаю ключом в замочную скважину. Два щелчка и дверь открывается, впуская меня в тёмное пространство. Спёртый запах и едва уловимый аромат одеколона отца ударяют в нос. Задерживаю дыхание, входя в квартиру, и ищу рукой выключатель – небольшую кнопочку на стене. Нажимаю, и пространство озаряется светом. Небольшой коридор в бело-серых тонах, с высокой тумбочкой, где лежат какие-то брошюры в пыли. Минимальное количество мебели: зеркало, шкафчик для обуви, крючки для одежды, небольшой пуфик. Сбоку – распахнутая дверь в ванную комнату, а впереди – стеклянное ограждение, разделяющее коридор и то, что после, к которому иду я. Открыв две матовые раздвижные двери, вижу большую кровать в стиле модерн, разобранную и смятую, большое окно до пола, гардеробный шкаф, тумбочки. Выхожу оттуда жмурясь. Он жил здесь, точно жил, ночевал или же… не могу принять, что был кто-то ещё у него.

Сглатываю неприятную горечь во рту, и прохожу по коридору, оказываясь в гостиной. Включаю свет, оказывается, что здесь он не только жил, но и работал. Сбоку от углового дивана рядом со стеклянными дверьми стоит стол с компьютером, бумаги, разбросаны по полу. Слева кухонная зона и обеденный стол, на стене висит телевизор. За тёмными шторами балкон с креслами.

Поворачиваю голову и нахожу взглядом его очки, лежащие на журнальном столике, которые папа надевал, когда читал газеты и работал. И словно сейчас войдёт, спросит меня, что я здесь забыла. Накричит и будет бушевать из-за моего появления. А я начну оправдываться и обниму его. Но так и стою одна, осматривая квартиру, в которой он скрывался от нас. От всех нас, тех, что так и не стали для него родными. У него не было дома, только это место, куда он приходил, чтобы побыть одному. И даже чувствую, насколько его дух здесь силён, закрываю глаза и улыбаюсь этому. Страшно понимать, что больше некому сказать: «папа». Никогда не произнести этого более, и так больно внутри.

Места здесь хватит только мне, а вот Тейру придётся оставить с Ллойдами. Я не готова, не в силах заботиться о сестре, когда не знаю, что мне делать дальше. Крики матери стали обычным делом за три дня, пока я собирала вещи свои и Тейры. Коробки отправляла к Ллойдам, как и личные вещи отца отдала на благотворительность, оставив себе только его обручальное кольцо и наши фотографии. Бороться со мной матери было бесполезно, я выселила её, указала на дверь, как и Лидии. Но вот последнюю я отпустить не смогла, Адам предложил ей место у них. Хоть так я помогла близкому человеку. Мы выставили на торги пентхаус этим утром, как и лимузин. Машину отца я оставила себе, потому что моя после аварии была негодна. Оставалось только ждать, неизвестно сколько, когда купят наше место жительства. Ведь в моём кошельке осталось всего пару сотен, и вряд ли этого хватит даже на неделю. Я просто стояла сейчас у разбитой жизни, валяющейся под ногами. Такая же, потрескавшаяся и без желания возрождаться.

Хочется только жалеть себя, утонуть в этом и не выбираться. Но даже на жалость нет сил, от меня зависит теперь жизнь сестры. Её надо было обеспечить, ей надеяться было не на кого, кроме меня. Мать должна была уехать сегодня в Оттаву, но я уверена, что так просто она не сдаться. Она жаждет денег, что будут с продажи квартиры. Она не думает о нас, и я бы никогда в жизни не подумала, что всё будет именно так. Ведь горе должно сплотить близких, а оно разломило нас. Оно превратило нас в животных, борющихся за бумажки.

Сбросив пальто и повесив его на крючок в коридоре, я заставляю себя привыкнуть к тому, что теперь здесь буду жить. Это моё место, где я буду прятаться ото всех. Войдя в спальню, я распахиваю шкаф, и дыхание сбивается. Мужские костюмы, женские платья, нижнее бельё, разбросанное по полкам, словно его впопыхах собирали, как и майки, джинсы, буквально вперемешку заполняют просторное пространство.

– О, боже, – шепчу я, жмурясь и закрывая рот рукой. Он жил здесь не один, а с ней. С той, кто подвела его к черте. Но где она и кто она была? Может быть, они любили друг друга? В праве ли я осуждать отца за любовницу и его другую жизнь? Нет. Если его последние дни были счастливыми, неважно с кем, то я смирюсь с этим.

Сгребаю всю одежду и сбрасываю на пол, подхожу к постели и снимаю простынь, бросая её на пол, туда складываю всю одежду. Теперь отца нет, как и его любовницы. Надо принять это и забыть, простить его, хотя укол ревности слабо пронзает сердце. И если бы мама любила его, то всё было бы иначе. Неужели? Имеет ли силу любовь? Ни черта. Я любила, но мне это не помогло.

– Не знаю. Не знаю я, – бормочу, разговаривая сама с собой, тащу за собой завёрнутую одежду к двери.

Что ж, пришло время начать новую жизнь, другую и самостоятельную.

– Мишель, последняя коробка, – кричит из прихожей Марк, пока я отмываю кухню от пыли и грязи, как и всю квартиру последние пару часов.

– Спасибо, оставь их в спальне, – отвечаю, смывая средство для мытья с рук, и выбрасываю губку в мусорное ведро. Вроде всё. Хоть так я выплеснула своё раздражение, и теперь квартира блестела от чистоты. Я отмыла запах духа, что был тут. Отца и её. Стало ли легче? Не знаю. Но заставляю себя поверить в это. Хотя бы в это.

– И всё же, я ещё раз предлагаю жить со мной, – говорит Марк, оказываясь позади меня.

– Спасибо, но у меня есть где жить. И завтра я снова отправлюсь на поиски работы, – вздыхая, поворачиваюсь к нему.

– Тогда хотя бы на поход в супермаркет я настаиваю, – указав на открытый и пустой холодильник, говорит он.

– У меня есть деньги, Марк, я…

– Да ни черта у тебя нет, Мишель. Ты на мели, Тейра рассказала, что ты ей отдала сто баксов, и у тебя осталось не больше пятидесяти. Поэтому обманывать себя можешь сколько угодно, но не меня, – перебивает меня.

А я могу только вздохнуть, даже нет сил и желания злиться на сестру.