Евгений Черносвитов - Сага о Белом свете. Порнократия. Книга вторая. Часть первая

– Отлично! Но, сделаем это, когда мне исполнится хотя бы 81 год, чтобы побить рекорд Юитиро Миуры!

– Ну,.. ладно! А, потом, когда ты ослепнешь, поднимемся на Повелительницу ветров без кислородных масок, ночью. И спустимся с нее на горных лыжах или сноуборде.

– Хороший план, девочка! Только лучше на нанайских охотничьих лыжах. Во-первых, надежнее, не провалимся в расщелину, так как они в пять раз шире горных лыж. А, во-вторых, на таких лыжах еще никто не додумался спускаться с горных вершин… Эрик Вайенмайер, покоривший семь высочайших вершин мира, в том числе Джомолунгму, будучи слепым, является моим кумиром, после француза Ален Бомбара, с которым я дружил до самой его смерти…

– Ладушки! А, теперь, может быть, займемся любовью?

– Хорошо, если Любовь займется нами!

…Пока Кирилл и Анжелина болтали, Анжелина успела раздеть его, раздеваясь сама, до исподней. Вернее, до наготы. Кирилл же – разлить Clontarf по двум граненым советским стаканам, и бросить на тарелку два огромных куска буженины из холодильника. Они, подмигнув друг другу, залпом опорожнили стаканы, крякнули, и начали рвать крепкими зубами буженину, глотая ее большими кусками. Вот сейчас они точно торопились!..

– Ты… Целка?..

– Целка, целка, добрый барин!

– Оставайся ей, покуда!

…Анжелина, стояла напротив него в позе двух параллельных прямых, прижавшись плечами к своим роскошным бедрам. Он, взглянув на ее соски и кончик носика, розовые и прекрасные, образующие магический треугольник, над которым он увидел, вдруг, весь затрепетавши, в восхищении, в страсти и… и изумлении!.. Первый раз увидел, что на него смотрят два огромных оранжевых глаза с большими черными зрачками, ведущими в бездны жаждущей его плоти! Глаза золотой Ригмы!..

…Когда-то по молодости, Кирилл со своим другом – дальневосточником, чрезвычайно похожим на Сергея Есенина, с Сережей Хорошко, охотился на тигров в бригаде великого дальневосточника, их, с Сережей, учителя и друга, Всеволода Петровича Сысоева! Сидя на самом краешке Тайги, спустившись с гор Сихотэ-Алиня, смотря задумчиво на искрометное пламя огромного костра, взметнувшееся в звездное небо, залитое лунным сиянием, Кирилл вдруг поведал всем, что он в пять лет написал сказку о Золотой Тигрице. Она по ночам приходила к нему, превращаясь в юную Леди неземной красоты… Всеволод Петрович встрепенулся, видимо Кирилл нажал на триггер его заветных мыслей, и попросил Кирилла рассказать всем свою сказку о золотой тигрице-Леди. Кирилл рассказал. Всеволод Петрович похлопал его по плечу и поблагодарил за «чудную сказку»! Так появилась на свет Сысоевская «Золотая Ригма», книга, которая очень понравилась самому Михаилу Александровичу Шолохову! В ней нет ничего от детской сказки Кирилла, кроме самого образа Золотой Ригмы!.. Потом, в эпоху угасающей свободы и гласности, когда развернулась вражеская кампания против Сергея Есенина, Всеволод Петрович, прочитав статьи о Есенине и Дункан, написанные Кириллом, прислал ему теплые дружески-отцовские письма. В которых, сообщая, что он за Есенина с Кириллом пойдет до конца, между прочим, заметил, что идея «Золотой Ригмы», подарена ему Кириллом в ту звездную ночь на берегу Тихого Океана… Всеволод Петрович ушел из этой жизни, чуть не достигнув 100 летнего возраста!..

– Ангел мой, – сказал Кирилл, стряхнув с себя приятные, но, лихорадившие его ум, воспоминания, – ты опять вызвала во мне фугу! Запах и вид твоей «Сакраменто», возбудила во мне золотую лихорадку!

– А, ты, окунись в мою «Сакраменто», что выше, зачем медлишь? Иль не видишь, что я – истекаю желанием?..

Кирилл ничего не сказал в ответ. Только одним мощным рывком, взяв прелестные и роскошные ягодицы Анжелы в свои тиски, прижал их крепко к своим бедрам. Его пант вошел в нее. Анжела глубоко вдохнула…

…А) Кириллу приснилось, как на Яву, что он с Риммой Пужаевой, своей студенткой, стоит на небольшой площади, шести или восьмиугольной, покрытой каменной брусчаткой, как Красная Площадь. Площадь со всех сторон была зажата высокими и мрачными зданиями, как улочки-западни в Неаполе, заваленные всегда черными мешками с домашними отходами. По одной такой улочке, по которой даже днем ходить опасно, его провел еще один его восьмидесятилетний легендарный друг, падре-иезуит Эжидио Гуидобальдо, потомок мецената Рафаэля… Возможно из-за падре, площадь, на которой стоял Кирилл и Римма, была похожа на площадь перед Церковью Сант-Игнацио вРиме. Кирилл в академии братьев-иезуитов, которая находилась за церковью, прочитал лекцию: «Русский психоанализ – миф!». Перед этим, он был в гостях на вилле Кавалетти у генерала Ордена иезуитов Петера Ханса Кольвенбаха», «черного папы». Там, перед монахами Ордена, известными учеными, он прочитал лекцию: «Русская Духовность: Есенин, Шукшин». Но, площадь, на которой Кирилл стоял с Риммой в его вещем сне, была только внешне похожа на площадь перед храмом иезуитов в Риме. Дома же, сдавливающие площадь со всех сторон, вообще ничего Кириллу и во сне, и когда он проснулся с тяжелым осадком на сердце, не напоминали. Шла война. Возможно Великая Отечественная. Они расставались с Риммой. Она спросила, прижимаясь к Кириллу: «Когда мы вновь увидимся?» – «В шесть часов вечера после войны!» – ответил Кирилл, и поцеловал Римму в губы. В это время началась бомбежка. Завыли сирены. В небе засверкали молнии от выстрелов артиллерии, пытающейся сбить вражеские самолеты. Дом, что стоял напротив Кирилла и Риммы, начал оседать. В него попала бомба. Они не двигались с места, держась за руки. «Сегодня ночью погибнет город…» – Тихо прошептала Римма, тревожно смотря в глаза Кирилла. Он прижал ее к себе, и сказал: «Я останусь с тобой до утра, родная!»…