Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки

– Представляю, – сквозь зубы ответила Лизанька.

Семечки она не возьмет.

Принципиально.

И еще потому, что девицы высокого роду, даже если только высокий род в перспективе ожидается, семечки не едят, если, конечно, оные девицы – не круглые дурочки навроде Тианы Белопольской.

Где ее папенька откопал только?

– Вот у нас в Подкозельске…

– Прекратите! – Лизанька смахнула семечки на траву. – Я знаю, что нет никакого Подкозельска…

– Как нету? – притворно удивилась чернявая стервь. – Есть! Еще как есть! Хороший город! Основан в три тысячи пятьсот пятьдесят втором году от сотворения мира… ежели мне не верите, то в справочнике гляньте.

И глядит так, что Лизанька краснеет.

От злости.

Исключительно.

– Вы… я знаю, что вы не та, за кого себя выдаете!

– И кто я?

А взгляд-то такой кроткий, невинный даже взгляд.

– Папенькина акторка! Он вас привез, чтоб за конкурсантками приглядывать! И если вздумаете мне мешать… – Лизанька наклонилась к смуглому ушку. – Я всем расскажу! Поглядим, что тогда папенька с вами сделает… за разглашение…

– А вы не думали, – акторка глядела снизу вверх с такой улыбочкой, от которой у Лизаньки вовнутри все переворачивалось, – что если вдруг вы заговорите, то хуже всего будет именно вашему папеньке?

Лизанька уйти хотела, но руку ее перехватили, сжали:

– Подумайте на досуге. Быть дочерью познаньского воеводы всяк интересней, чем быть дочерью бывшего познаньского воеводы.

– Ты мне угрожаешь?

Тиана руку выпустила и головой покачала:

– Это ты себе угрожаешь. И, к сожалению, не только себе.

Вот же… дрянь черноглазая!

Лизанька ушла с гордо поднятой головой.

Себастьян вздохнул и вытер пальцы о подол нового платья из воздушной кисеи. Вот же… Евстафия Елисеевича было по-человечески жаль, и Себастьян в кои-то веки не знал, как ему с этой жалостью быть. И с Лизанькой, конечно… по-хорошему, следовало бы доложиться, но начальство любимое, услышав о дочери этакое, в расстройство придет. А у него, у начальства, язва и сердечко пошаливает… и вообще, вышел Евстафий Елисеевич из того возраста, когда любые огорчения переживались легко. С другой же стороны, молчать никак невместно, поскольку кто ж знает, чего Лизаньке в светлую голову ее взбредет…

Себастьян вздохнул.

Доложит.

Вечером же отпишется…

Но до вечера предстояло дожить… утро выдалось спокойным, и это спокойствие несколько Себастьяна смущало, заставляя ожидать подвоха. И теперь, стряхнув остатки шелухи на траву, он огляделся.

Тихо.

И никого-то рядом. Скворец любопытный, на дереве пристроившийся, не в счет. Смотрит круглым глазом, подмигивает… нет, этак недолго и паранойю заработать.

Возвращаться надобно.

Себастьян вздохнул, подумав, что этак он до конца недели не дотянет…

…возвращаться в Цветочный павильон не хотелось. И он позволил себе минуту слабости… ладно, минут пятнадцать слабости и отдыха на скамеечке. Себастьян задрал подол по самые колени, откинулся и глаза закрыл… хорошо.

Солнышко греет.

…на рыбалку бы… в поместье… там Себастьян уже лет пять как не был… после смерти нянечки и не заглядывал, а следовало бы… на погост сходить, на могилку… розы вот посадить… или анютины глазки… или что там принято, чтобы красиво… а потом в сад, где уже вызревают яблоки…

И Лихо с собою взять, помириться наконец, чтоб как раньше… младший и бестолковый, хотя серьезным пытается быть, а все одно бестолковый.

Родной.

И вдвоем на рыбалку. Себастьян места знает, если, конечно, за годы не изменились. Сядут на бережку, на травке, которая мягкая… вода, камыши, стрекозы… гудение мошкары… поплавки и снасти… беседа неторопливая… глядишь, Лихо и расскажет, как вляпался… а если и нет, то не надо.

Главное, что живой.

…а потом, уже по темноте, домой. И на пироги холодные, которые оставят на кухне… и еще молоко с вечернего удоя, отстоявшееся, с толстым слоем желтоватых сливок.

Хорошо…

Себастьян открыл глаза и вздохнул, отгоняя видение полусонного, словно бы выпавшего во вневременье пруда… интересно, а жив ли старый сом, о котором говорили, что будто бы он в бочаге еще при Себастьяновом прадеде завелся?

Или рыбы, даже огромные, столько не живут?

…а возвращаться пора. И пусть боги милосердные, к которым Себастьян обращался редко, дадут ему терпения. И удачи, само собой.

Чуял – удача понадобится.

…к обеду Себастьян, естественно, опоздал.

– Рада, что вы, панночка Тиана, все ж изволили почтить нас своим присутствием, – едко заметила Клементина, когда Себастьян предстал пред ясные ее очи. – А мы уж стали волноваться, не случилось ли с вами еще какого-нибудь… происшествия.

– Да боги с вами, панна Клементина! Чего со мною случится-то? – почти искренне удивился он.

– Как знать… тогда не будете ли вы столь любезны объяснить, где пропадали?

– Дык… цветочки собирала. Веночек плела. – Себастьян продемонстрировал кривоватый веночек из одуванчиков. – Вышла погулять, а тут они…

– Кто?

– Одуванчики! И я вдруг вспомнила, как у дядечки дома на Ирженин день веночки плела. Все девки плетут, ну чтоб в воду пустить и на женихов погадать. И я тоже! И этак мне стало тоскливо на душе, что прям хоть волком вой! А я себе и сказала, что от вытья проку никакого! А веночек сплести можно, глядишь, и полегчает! Правда, хорошо получилось?

Тиана веночек примерила.

– Очень хорошо, – сдавленно произнесла Клементина. – З-замечательно просто.

– А хотите, вам подарю?!

– Что вы! – Клементина отступила, опасаясь этакой щедрости. – Как можно, это же ваш венок!

– Так мне для вас, панна Клементина, ничего не жалко! – воскликнула Тиана и, поплевав на пальцы, принялась тереть кисейный рукав, на котором проступило бурое пятно. – От же ж! Изгваздалася! С одуванчиками – оно всегда так, как ни пытайся, а пятна останутся… а у вас, часом, спирту не будет? Спиртом если, они легко отходят!

Спирта не было.

Пришлось переодеваться…

– Вы поторопитесь, – сказала Клементина, все ж взяв веночек двумя пальцами. – Нас ждут…

…в королевском зверинце воняло королевскими зверями, и запах заставил красавиц морщиться, вытаскивать надушенные платочки и вздыхать от понимания, что просто так уйти из этого замечательного места не получится.

– Ее величество, – к Клементине вернулась прежняя ее невозмутимость, – весьма обеспокоены тем, что в современном мире многие виды существ естественного и магического свойства находятся под угрозой исчезновения…

– Если они и в природе так воняют, то неудивительно… – пробормотала Габрисия, старательно платочком обмахиваясь.

Королевский зверинец располагался в бывших конюшнях, напоминанием о которых остался мозаичный пол с лошадиными головами и барельефы конских же мотивов.