Лианна Гейл - Восемнадцать Безбожных лет

– Ты – не твой отец. И ты преследуешь другую цель.

Барон удивлённо посмотрел на мага. Тот сурово взглянул на господина из-под косматых бровей.

– Тебе нужно, чтобы она стала сильной, а не счастливой. Твоя цель требует этого, господин.

Барон кивнул, устремив бессмысленный взгляд на берег, где собирались люди. Родной остов приветствовал его непогодой. Сквозь собирающуюся пелену дождя Горвей видел, как на воду спускают лёгкие лодки, как они скользят по воде, взмахивая вёслами, словно крыльями. Горвей поискал глазами кормилицу. Та осторожно выглянула из каюты, держа закутанную, спящую девочку на руках. Барон смущённо отвёл взгляд. По крайней мере, здесь не придётся её запирать…

– Они не в восторге, что я вернулся, – заметил с усмешкой Горвей, когда они с магом остались одни. Библиотека была тускло освещена горящими лампами и камином, жадно пожирающим поленья. Всё здесь выглядело пыльным и старым. И мёртвым.

– Они боятся тебя, господин, – без особого участия ответил Арахт.

Барон скривился в усмешке, вспомнив понурые, скорбные взгляды людей, провожающие его от берега до самых ворот замка. Шёл дождь. Усадив кормилицу с Лианной в крытый экипаж, Горвей сел верхом на гнедого коня, и, окружённая стражей, их процессия двинулась вверх по дороге, ведущей к замку. Под копытами лошадей хлюпала грязь. Сзади оставались грязные, маленькие домишки, из которых вились тонкие струйки дыма. Добрый плащ барона, подбитый мехом, уже давно промок, и Горвей мечтал о пылающем очаге. Арахт решил ехать в экипаже.

Оглядываясь вокруг, борон со смесью тепла и боли вспоминал это место. Рыбачьи сети, раскинутые на берегу, разномастные лодочки, разбитая, изрытая колёсами дорога. Деревушка встретила его толпами молчаливых, угрюмых людей, глазеющих на хозяина и на повозку, в которой то и дело мелькало лицо женщины. Никаких криков приветствия, никаких возгласов. Ни звука. Все встречали Горвея Змееносца с немой ненавистью. Пусть он и не пустился по стопам отца, отдал все долги, не распутствовал и не пьянствовал. Всё же, люди не любили его, видя, с какой бесчеловечной жестокостью он расправляется с преступниками и провинившимися слугами. Ни один человек ни разу не был удостоен его похвалы. Народ чувствовал, что этот новоиспечённый барон, всё же кровь от крови Лейгана Серая Чайка, жестокого, развратного зверя, в облике человека.

Когда за ними закрылись решётчатые ворота, Горвей вдруг почувствовал облегчение. Нет, этим людям придётся смириться с его присутствием здесь! Иначе им не поздоровится.

– Лучше пусть боятся, чем презирают, – проговорил барон. – Когда-нибудь я стану их королём.

– Да, станешь. Но впереди ещё много лет упорных трудов. Где девочка?

– Не знаю. Кажется, кормилица с ней, – Горвей раздражённо поморщился. Как только они приехали в замок, Лианна разразилась громогласным рёвом, который никак не смолкал. Барону пришлось удались её как можно дальше от своих покоев, чтобы этот звон затих в его ушах. Всё-таки, он не выносил детей.

– Ты меня совершенно не слушаешь, господин, – угрюмо проговорил Арахт. – Ты должен заняться её воспитанием, не кормилица, не слуги, и не я!

– Не вижу в этом такой необходимости. Я рос без влияния своего отца. Более того, если бы эта скотина приложила руку к моему воспитанию, я бы, скорее всего, впал бы в то же ничтожество, что и он! – губы барона ненавистно скривились. – И ведь видишь, чего я достиг без него! Каждый сам куёт свою судьбу и характер, Арахт.

– Это верно, – заметил маг, – но скажи, что ты сделал, как только умер твой ненавистный родитель?

– Я стёр его имя из всех летописей и книг, из всех записей. Предал его забвению, – с окаменевшим лицом проговорил Горвей, взглянув на пустующую стену над камином. Светлый квадрат на камнях говорил, что раньше там век за веком висели портреты.

– Каждый куёт свою судьбу, – повторил Арахт. – Но это ты и должен сделать. Твоя судьба – это девочка с отметиной на спине. Запомни это, если хочешь стать королём.

Барон, не поворачиваясь, медленно кивнул. Маг вскоре удалился.

Горвей долгое время оставался без движения, погружённый в какие-то внутренние, тягучие, как смола раздумья. Его голова отяжелела от долгого путешествия, от крика Лианны, холода и сырой погоды. И эти покои, такие родные и угрюмые, совсем не радовали его. Со стены над камином на него бессмысленно глядела пустота. Там, на протяжении веков висели портреты их предков. Глава семьи всегда наблюдал с этого места, будто следя за порядком. И в детстве, Горвей частенько был вынужден стоять в этой комнате, с ужасом ожидая отца, который принесёт с собой отчаяние и наказание. Мальчик был не в силах пошевелиться, потому что, даже когда отца и не было в комнате, его портрет, тёмный, страшный, всё равно сверлил его пронзительным взглядом, сулящим страдание.

Когда отец его умер, барон не позволил послать за живописцем, чтобы повесить на стену свой портрет. В своей дикой жажде уничтожить всё, что могло бы напоминать об Лейгане, Горвей сорвал картину со стены и в звериной радости разорвал его голыми руками на тысячу маленьких кусочков. И он не собирался продолжать традицию своего отца, потому что отрёкся от его имени. Никогда его портрет не будет висеть здесь, потому что этот замок не останется навсегда единственным его владением! Он достигнет большего, он покорит мир, он получит власть! Он станет королём.

Резко вздрогнув, Горвей вдруг очнулся. Он и не заметил, как сон сморил его. Барон сидел в своём кресле, видимо, перед этим он о чём-то размышлял. В голове неприятно саднило. Потерев переносицу, он попытался вспомнить, что же ему снилось, но ниточка сновидения, которая, казалось, попалась ему, вдруг лопнула и растворилась, когда до слуха барона донёсся детский плач. Видимо этот звук и разбудил его.

– Проклятье, – ругнулся он, поднимаясь и разгибая затёкшую спину. Да, его возраст уже не тот, чтобы спать где попало, пренебрегая мягкой постелью. Ему стоило бы отправиться спать в свои покои, но раздражающий, неумолкающий плач сводил с ума.

Выругавшись уже менее сдержанно, Горвей двинулся по сумрачным коридорам на нарастающий детский рёв. У раскрытых дверей в крыло, где он позволил разместиться кормилице с Лией, он приостановился и украдкой заглянул внутрь. Сам не понимая почему, он вдруг решил проследить, достаточно ли внимательно и осторожно кормилица обращается с девочкой. Красивая полная Герда ходила взад и вперёд по тускло освещённой комнате, прижимая к себе ревущего ребёнка, стараясь укачать его. Её светлые волосы растрепались, под глазами виднелись синяки. Выглядела она сильно измотанной. Девочка продолжала кричать, надрывая свои маленькие, но громогласные лёгкие. Горвей бесшумно вошёл. Когда кормилица заметила его, она в страхе замерла, вытаращив глаза. Видимо, это было как раз то, чего она боялась.