Лианна Гейл - Восемнадцать Безбожных лет

– Хозяин, – пробормотала она, уложив девочку в колыбель, откуда донеслась новая разъярённая волна рёва. – Господин, она побеспокоила вас?

– Да, побеспокоила, – процедил барон, стараясь не глядеть на красивую кормилицу, чья обширная грудь бесстыдно колыхалась от тяжёлого дыхания. – Неужели нельзя было её успокоить?

– У малышки небольшой жар, – начала тараторить она, стараясь справиться со страхом. – Я покормила её, но она никак не успокаивается.

– Что же ты не послала за Арахтом?! – барон начал чувствовать гнев, клокочущий где-то глубоко внутри. Несмолкаемый плач и лепет этой женщины выводили его из себя.

– Боже упаси! – начала бормотать Герда. – Чтобы подпускать к детю колдуна?! Нет, я молитву прочла, от порчи и сглаза. Что вы, хозяин, мало я таких деток выходила что ли?

Но, увидев горящий взгляд Горвея, она вдруг умолкла.

– Дура! – закричал он вдруг вне себя. – Идиотка! Проклятая баба! Молитву ты прочла?! Идёт первый безбожный год, кому ты читала свои молитвы?! Несносная женщина, хочешь загубить ребёнка? Иди сейчас же за Арахтом, пока я не велел высечь тебя как следует!

Ей вслед ещё летели ругательства, когда Герда выскочила из комнаты и помчалась разыскивать мага, молясь, чтобы её после этого не пороли. А у Горвея руки тряслись от гнева. Он вдруг понял, что его мысли, относительно глупости женщин не были безосновательны. Напуганная Лианна заревела с новой силой. Немного поостыв, барон подошёл к колыбели. Покрасневшее от слёз, перекошенное лицо младенца заставило его поморщиться. Он никогда не питал иллюзий по поводу красоты новорождённых, в чём вновь убедился. Большая голова была безобразно непропорциональна к телу, короткие ручки и ножки выглядели словно кочерыжки. Красная, всклокоченная, орущая девчонка могла бы показаться детёнышем какого-то зверя, если бы Горвей не знал, что это будущий Бог. Чтобы на всякий случай убедиться в этом, он перевернул её, поглядев на метку, расползшуюся по спине. Большое солнце, испещрённое узором. Лиа закричала от негодования и гнева. Вдруг барону стало жаль её.

– Ну что ты, тише, – постарался как можно спокойнее и величественнее произнести он, помня, к кому обращается. Ответом ему послужил новый приступ детской ярости. Не зная, что делать, Горвей немного покачал колыбель, но, поняв, что это не помогает, а, кажется, только усугубляет дело, он неловко поднял Лианну на руки и попробовал успокоить.

– Тише, тише, – повторял он, медленно бродя по комнате, от стены к стене, слегка покачивая ребёнка. Странно, но постепенно она начала успокаиваться, сменив крик и рёв на короткие, нервные всхлипывания. Барон не понимал, что же заставило её замолчать, но улыбнулся. Ему показалось, что сердце его начало наполнять тепло, поднимающееся изнутри. Теперь он глядел на пушистые рыжие волосы и успокоившееся лицо девочки без прежнего отвращения. Ему вспомнилось лицо его брата, с тёмно-серыми глазами и чёрными волосами, как его собственные, так близко от лица его матери, улыбающейся, на минуту счастливой. Барон улыбнулся. Его брат и мать были светлым воспоминанием его детства. Но и оно походило на одно короткое мгновение, так быстро их у него отняли.

Лицо его вдруг омрачилось.

– Ты не будешь похожа на моих мать и брата. Ради тебя же самой. Ты станешь самым сильным Богом, который когда-либо существовал! Не волнуйся, я сделаю тебя сильной.

Девочка причмокнула во сне губами. Навряд ли она услышала обещание отца.

Дверь тихонько скрипнула.

– Господин, – произнёс Арахт, на вопросительный взгляд хозяина, когда Горвей обернулся.

– У неё небольшой жар, посмотри, – сказал барон, смутившись, отдавая девочку в руки магу. Сам он задержался у двери на несколько секунд, обернувшись, но потом решительным шагов вышел прочь. От смешанного чувства ему было не по себе.

Глава третья.Безбожные годы

Годы сменяли друг друга с обычной неспешностью, хотя барону казалось, время замедлилось, или даже остановилось. Раньше, когда он говорил себе, что ждать осталось каких-то восемнадцать лет, ему становилось легко и торжественно на душе. Теперь же эта цифра маячила перед ним, как насмешка. Восемнадцать лет! Прошёл год, а Лианна только и научилась кое-как держаться на ногах! Горвей частенько поднимал голову на неверный топот детских ножек в коридорах, смех и лепет, беспокойные оклики кормилицы. Активная, весёлая девочка везде совала свой нос, всё хватала, щупала, кусала, разглядывала, пыталась сломать. Барон только и удивлялся, откуда у неё столько энергии?

Иногда он сам заходил в её комнату, садился в сторонке, наблюдая, как кормилица возится с Лией. Дочь сама подходила к нему, глядя голубыми, добрыми глазами. Горвей почти никогда с ней не возился, только в особо хорошем настроении. Большую часть времени он пропадал на охоте, гоняя свору по зелёным холмам. А так же в деревне, где решил навести порядок. Объехав все дома и фермы, он понял, что многие нуждаются в ремонте, потому послал корабль за материалами. В замке он велел залатать пробоины в стенах, привести в порядок конюшни и оружейную. Двор убрали, вывезли весь сор, скопившейся за годы запустения. Постепенно замок оживал, хоть и продолжал выглядеть заброшенным. Он был слишком велик для крохотной семьи и нескольких слуг.

– Я отправлюсь ко двору короля, – однажды известил Арахта барон. – Несмотря на то, что я собираюсь получить трон с помощью Нового Бога, мне всё ещё нужно появляться там, пока я один из Тридцати Баронов.

– Мудрое решение, господин. Но не забывай, где ты действительно нужен!

Горвей поморщился. Он не признавался магу, на самом деле ему совершенно не хотелось уезжать с острова и от дочери. Им вдруг всё чаще стало овладевать беспокойство, как бы с ней ничего не случилось в его отсутствие. Кроме кормилицы он приставил к ней ещё двух служанок, но всё равно никогда не мог быть до конца спокоен.

– Смотри за девочкой, – сказал он колдуну, глядя в сторону.

– Не волнуйся, господин. Я позабочусь о ней.

Горвей с тяжёлым сердцем покинул остров.

На материке было неспокойно. Безбожный год тяжело сказался на людях, а незнание, где же находятся Новый Бог – приводило их в отчаяние. Начавшийся раньше срока голод уже косил бедное население, заставляя лордов страшиться набегов бандитов на свои поля. Лишённые надежды и божества, люди творили безумные поступки.

Король был обеспокоен. Он призывал своих баронов пустить все силы на поиски пропавшего Бога, но в ускользающих, опущенных взглядах встречал только извинение и грусть. Они боялись. Баронам было страшно далеко отпускать своих воинов, так как города постоянно нуждались в защите и охране. К тому же, мало кто питал надежду на то, что Бог найдётся. Горвей молча стоял в стороне, стараясь не привлекать к себе внимания. Ему не нужны были лишние толки, ведь, начни он громогласно клясться, что отыщет Бога – на него могут пасть подозрения. О его переезде на отцовский остров никто ничего не сказал, хотя Горвей знал, что многие бароны в глубине души и осуждали его, видя в этом побег, и одновременно радовались, что один из самых сильных их противников как будто сдался. О, если бы они только знали, насколько ошибаются!