Марк Гурецкий - Ноусфера

Буйволы скрылись из виду, хоровое мычание стихло, яростный свет растекся по векам матовой белизной. Мычал, оказывается, я, ворочаясь на жесткой лежанке. Превозмогая тяжесть в мозгу, я разлепил веки, сфокусировал зрение и уставился на низкий равномерно подсвеченный матово-белый потолок. Для рая здесь, пожалуй, тесновато. Потолок, пол, четыре стены. Выходит, я все еще жив.

«Воды?» – зевнула дежурившая на краю беспамятства мысль. Ее тут же сбила с ног и размазала по асфальту другая: «КамАЗ!!!». Сердце ухнуло, едва память прокрутила перед моими глазами в ускоренном темпе фильм о последних секундах перед аварией. В ушах раздались отголоски адского грохота и скрипа сминаемого металла. Боже, я ведь себя чуть не угробил! Должно быть, меня вытащили и успели доставить в больницу. Вопрос только: насколько целым?

Я сел на кровати и сбил в ком прикрывавшую меня простыню. Ощупал голову – цела. Только волосы куда-то подевались. Видимо, их обрили, чтобы заштопать рану. Правда, непонятно, где рана. Ни повязок, ни рубцов, ни болезненных ощущений. Руки в порядке. Ноги, пальцы, запястья. Видимых повреждений нет, все суставы работают. Только вот… руки, судя по их внешнему виду, принадлежат постороннему человеку. Нет, ладони явно мои: безымянные пальцы длиннее указательных, на правой кисти едва заметный шрам от ожога – результат детской игры с горящим полиэтиленовым пакетом… Только вот кожа на ладонях запеклась морщинами, суставы припухли, короткие волоски на фалангах пальцев выцвели почти добела, а тыльные стороны ладоней вздулись голубой сеткой кровеносных сосудов. Руки если не глубокого старца, то человека, изрядно зажившегося на этом свете.

Продолжив исследовать свое тело, я осмотрел потемневшие соски в обрамлении редких седеющих волосков и обнаружил под ними обрюзгший живот. А сорвав с себя простыню, уставился на предмет мужской гордости, гордиться которым теперь стало несколько затруднительно: такой родной и знакомый по форме, он скукожился, а волосы на лобке, утратившие жизнерадостный солнечный цвет, приобрели пепельно-белый оттенок.

– Я старик, – с ужасом проронил я в пустоту помещения, вслушиваясь в свой голос.

Голос тоже оказался чужим – стал ниже, гортаннее и будто растрескался.

«Может быть, глоток воды?» – отряхнулась, поднявшись с пола, первая дежурная мысль. Но ее уже отталкивала новая, беспокойная и настырная: «Зеркало!». Озираясь по сторонам, я не нашел ничего похожего на искомый предмет, зато начал узнавать помещение. Потолок покоился, как ему полагается, на четырех стенах, а стены, в свою очередь, вырастали из пола, покрытого жутким советским линолеумом, вытертым тысячами казенных тапок. За единственным на всю палату окном сиял летний день, однако солнечные лучи отчего-то не пробивались сквозь стекла, будто бы растекаясь по стеклянной поверхности. Рядом с кроватью стояла неказистая тумбочка, в углу притулился куцый столик с парой обтянутых дерматином металлических стульев, дверной проем зиял пустотой: кто-то вынес тяжелую дверь со стеклянной смотровой щелью.

В эту самую дверь я неоднократно проникал в детстве, сгибаясь под тяжестью авоськи с лимонами и апельсинами. Отлеживаясь после инсульта, бабка целыми днями ворочалась в койке, требуя фруктов, свежих «Известий» и соседей, которые не будут таскать у нее сахар из тумбочки. Сейчас вместо бабки на койке лежал я сам. Соседи куда-то запропастились вместе с соседскими койками, из-за чего помещение казалось вопиюще неэргономичным.

– Эй, кто-нибудь! – позвал я, завернувшись в простыню наподобие тоги и поднявшись с кровати.

Линолеум показался моим ступням непривычно прохладным и жестким. Не заслышав ответа, я крикнул громче:

– Эй, кто тут есть? У меня проблема! Я старый!

– Вовсе нет! Ты очень хорошо выглядишь для своего возраста! – отозвалось голубоглазое видение, возникшее в дверном проеме.

Видение было одето в короткий белый халатик и смешную шапочку с большим красным крестом посередке. Из-под бесстыдного халата торчали подвязки белых чулок в крупную сетку. На вид существу было лет двадцать, а ее длинным и стройным ногам могла бы позавидовать племенная кобыла. Халатик едва прикрывал крутые покатые бедра, а в груди был настолько узок, что верхние пуговицы не сходились, открывая на обозрение спелую молочно-белую грудь. Я уселся обратно на койку, просияв, по всей вероятности, самой дурацкой из своих улыбок.

– Меня зовут Света, – сообщило видение. – Я дежурная медсестра. Как ты себя чувствуешь, Марк? У тебя есть какие-нибудь пожелания?

Первое желание, пришедшее в голову при виде медсестры, я благоразумно оставил при себе. «Воды?» – пискнула оправившаяся от обид и потрясений дежурная мысль. На этот раз я не стал гнать ее прочь и высказал вслух.

– Вода в контейнере, – заявила Света таким тоном, каким могла бы сказать «Трава зеленая» или «Солнце встает на востоке».

Увидев мое замешательство, она приблизилась к обшарпанной тумбочке, нагнулась и секунду спустя извлекла наружу стакан с прохладной пузырящейся жидкостью.

– А сока можно? – спросил я.

– Конечно, – ответила Света, вновь склонившись над тумбочкой и подставив моим глазам шикарную задницу. – Какой тебе – апельсиновый, яблочный, томатный?

Я помычал, будто мешкая с выбором. Вдоволь насмотревшись на корму медсестрички, остановил выбор на апельсиновом. Сок тоже оказался уже налит в стакан. Прохладный, свежий и вкусный.

– Цветик, скажи, пожалуйста: где я нахожусь? – спросил я, утолив жажду.

– В больнице.

– Надо же. Кто бы мог подумать. Как долго я здесь?

– Три дня, – отчиталась Света. – После нырка пациенты всегда приходят в себя на третий-четвертый день.

– После нырка? Какого еще нырка?

Света залопотала какую-то дребедень, в которой я разобрал только два слова: «нырок» и «коллапс». После неоднократных уточнений выяснилось, что «нырок» на меджаргоне означает NRC, аббревиатура же расшифровывалась как Neuro Reactive Collaps, или, сокращенно, нейроколлапс.

– Это сотрясение мозга? – уточнил я. – А водитель КамАЗа? Он не перевернулся? Что с ним?

Теперь настал черед удивляться девушке. Света приоткрыла свой красивый ротик с пухлыми губками и вытаращила на меня голубые кукольные глазенки. «Цветочек», – обозвал я про себя милую девушку. Настолько же красива, насколько безмозгла.

– Я спрошу у доктора, – с сомнением пролепетала медсестра, развернувшись на каблуках и направившись к выходу из палаты. – Пожалуйста, не вставай. Тебе нужен отдых, а доктор навестит тебя во время дневного обхода.

Цветочек скрылась в дверном проеме, вильнув на прощание своей аппетитной кормой. В секс-шопе им, что ли, форменную одежду выдают? В черепной коробке засвербело так, будто там свили гнездо мыши. Прижав одну из мышей к ногтю, я обнаружил под ней постыдное воспоминание: пару недель назад мы с Юлькой смотрели вполглаза порнушку с торрента, отдыхая между припадками эротического безумия. Одна из героинь порнофильма была одета в похожую – да нет же, в точно такую одежду, в какой ныне щеголяет Цветочек!