Дана Арнаутова - Подари мне пламя. Чернильная Мышь

В чашке был чай, душистый, приятно сладкий и не очень крепкий. Маред глотала с удовольствием, а вот на подсунутые трюфельные конфеты с ужасом замотала головой. Липкие же, в горле застрянут.

– Ладно, не надо, – согласился Монтроз. – Пей тогда. Сладкое успокаивает.

– Я… домой хочу. Вы обещали.

С тоской вспомнилось, что домой Корсар обещал отпустить ее только утром, позабавившись. Но, похоже, игривое настроение у ее мучителя пропало – и то хорошо. Неудачный из нее вышел подарочек. Негодный. Пусть потребует возврата денег или замены на качественный экземпляр.

Маред едва не хихикнула, представив, как можно было составить претензию в полном соответствии с Торговым кодексом. По всем правилам! А ведь это… странно…

– Вы мне что в чай налили?

– Ничего особенного, ликера чуть-чуть. Что, повело? Не бойся, так лучше будет. Обещал – отпущу. Но лучше бы тебе остаться. Надеюсь, глупостей не наделаешь?

Это он о чем? О полиции? Нет, не такая же она дура. А, понятно. Если Маред вдруг решит смыть позор ценой жизни, как пишут в романах, и оставит письмо с указанием причин… Вот тогда у лэрда Монтроза и впрямь могут быть неприятности. Принуждение к непристойным действиям, насилие… Ох, Бригитта милосердная, не ночь, а сплошная юридическая практика.

– Домой хочу, – упрямо повторила Маред. – А насчет глупостей – это не дождетесь.

В голову било теплое и горячее, тело расплывалось, как плохо застывшее желе. Язык, напротив, совсем сорвался с привязи. Подумав, Маред добавила:

– Я еще вам… цветочки принесу. На могилу. Вы какие… любите?

– О, это правильный подход, – усмехнулся Монтроз, вытаскивая у нее из пальцев пустую чашку. – Тогда я спокоен. Можешь розы принести, белые. Только очередь отстоять придется. Не спи, значит, а то здесь оставлю.

Он бесцеремонно повернул ее лицо к свету, всмотрелся в глаза.

– Голова кружится? Тошнит?

– Нет, – с трудом проглотила Маред лезущее на язык, что тошнит ее только от лэрда. – Совсем нет.

– Ну, раз совсем… Посиди еще чуть-чуть, у меня гости расходятся.

Теперь в полуоткрытую дверь шумели веселые голоса, раздавался явно хмельной смех. Монтроз куда-то делся, потом вернулся, ушел снова. Маред в оцепенении сидела на кровати, понимая, что надо встать, одеться – сил не было. Зато и страх со стыдом тоже пропали. Вот сейчас лэрд мог бы делать с ней что угодно, как с куклой. О, а вот и он.

– Как, полегчало? Давай все-таки останешься? До утра. Даю слово, что не трону.

Маред напряглась, просыпаясь.

– Нет!

Проклятый ублюдок присел перед ней на корточки, снова заглянул в глаза.

– Нет так нет, успокойся. Тогда надо одеться. Экипаж я тебе дам, но ехать в покрывале – это как-то слишком, правда? Мой-то кучер болтать не будет, а вот твои соседи наверняка неправильно поймут. Они, конечно, спят давно, а вдруг кто-то выглянет…

Он говорил и говорил, без всякого смысла, монотонно, не давая уснуть и успокаивая Маред голосом, как нервную лошадь. Работал у них как-то на конюшне грумом такой умелец: хоть злую собаку, хоть испуганного коня мог уговорить. Вот и Монтроз болтал что-то, а его руки тем временем натянули на Маред рубашку и платье, застегивали пуговицы, поправляли что-то…

Очнувшись, она сама одернула юбку. Панталоны и корсет так и лежали возле кресла, на них сил уже не было. И Монтроз, покосившись, промолчал. Сквозь пустые апартаменты, пропахшие ароматами вечеринки, они прошли, не говоря ни слова. Маред села в ландо к заспанному хмурому кучеру, едва шевеля губами, назвала адрес. Если тот и удивился, что ехать придется в Западный район, то промолчал. На Монтроза она не смотрела, говорить тоже было не о чем. Внутри медленно отпускала туго натянутая все это время струна.

Все зря. Она ехала по городу, глядя на мелькающие редкие огни витрин. Денег нет и не будет. За учебу и квартиру платить нечем, вся эта гадость случилась напрасно…

Еле переставляя ноги, она поднялась по лестнице, долго попадала ключом в замочную скважину. Войдя, сорвала платье без обычной аккуратности: вряд ли форма ей еще понадобится. Хотелось плакать, но сил не было и на это. Дура… Какая же ты дура, Маред Уинни, Мышь Чернильная…

Наконец она расплакалась, уткнувшись лицом в подушку, – и сама не заметила, как уснула.

Пробуждение было отвратительным. Никогда Маред не подозревала, что в теле столько мест, которые могут болеть. Начиная от запястий, на которых обнаружились уже подсохшие ссадины, и заканчивая почему-то бедрами, икрами и спиной, словно она провела целый день в седле. А самым ужасным, конечно, было то, про что стыдно даже подумать… Неловко повернувшись, Маред вскрикнула от боли и замерла.

Место пониже спины горело огнем, саднило и чесалось. О, как мучительно оно чесалось при полной невозможности даже притронуться! Всхлипывая от боли и обиды, Маред все-таки упрямо поднялась и поползла в ванную. Первым делом – вымыться! Словно можно смыть боль и стыд вместе с памятью о мерзких чужих прикосновениях…

Мутное старое зеркало в ванной честно отразило растрепанные темные волосы, круги под красными глазами и опухшие щеки. Вот теперь она, пожалуй, была бы в полной безопасности от любых домогательств: особа из зеркала вызывала лишь одно желание – бежать от нее подальше.

– Ну и страшны вы, милочка, – сказала Маред отражению. – Хуже баньши…

Отражение молча согласилось, а Маред подумалось, что, будь она баньши, все ночи отныне посвящала бы исключительно пению под окнами лэрда Монтроза, чтоб ему быстрее получить новое место обитания и много-много белых роз. Под мраморным памятником с гербом. Хотя эта мразь, того и гляди, восстанет из гроба вампиром…

Осторожно переступив бортик ванны, Маред решительно включила ржавый кран под самым потолком. Труба немедленно загудела, затряслась и хрипло взвыла, как оборотень на луну. Тьфу, да что же сплошь нечисть лезет в голову? Скорчившись под ледяной струей, Маред зажмурилась. Намокшие пряди липли к лицу и плечам, и уже не важно было, что местной водой голову мыть не стоит – волосы потом жесткие и словно склеившиеся, сколько ни промывай. Обычно Маред раз в неделю разорялась на пару монеток за ведро хорошей воды – только для волос. Но сейчас ей было все равно, как будет выглядеть прическа.

Холодная, пахнущая железом и тиной вода била в поднятое вверх лицо, стекала по плечам, груди, спине. Зад, словно ставший отдельной частью тела, пылал, и даже мыло не помогло, от него только защипало еще сильнее. Задыхаясь, Маред обняла себя за плечи, дрожа всем телом, кожа давно покрылась пупырышками, а датчик на стене тревожно мигал, сообщая, что недельная норма воды на исходе. Ну и плевать! Почему нельзя промыть мозг? Выскоблить память обо всем, что делала она – и что делали с ней.