Ирина Лакина - Когда зацветет абелия

– Так это ваша дочь? – Король расплылся в улыбке чеширского кота. – Очаровательна! М-да…

– Неужели расцвела? – радостно воскликнул толстяк, оказавшийся хозяином замка.

– Благодаря Господу и заклинанию королевского звездочета непокорное дерево зацвело! О чем свидетельствует запись в аграрной книге графства Конте, а также это видели все мои крестьяне. Да что там крестьяне! – Старик вскинул в воздух руки. – Оно и сейчас цветет – вы можете лично в этом убедиться!

– Нашлась! – Филипп вдруг подпрыгнул и захлопал в ладоши. – Нашлась моя птичка! Нужно немедленно представить графиню двору! Мой род спасен!

Широкие улыбки озарили лица сюзерена, моего папаши и его высокопреосвященства. Ну все, вот и пришел он – полный капут и ахтунг. Удрала, называется.

Радость короля по поводу обретения невесты длилась недолго. После того как обмен любезностями был закончен, Филипп принялся меня рассматривать что называется «с пристрастием» – прошелся жестким взглядом с головы до пяток и в итоге неодобрительно зацокал языком.

– Граф, неужели у вас во всем замке не нашлось лучшей ткани для платья суженой короля, чем это грубое серое сукно?

Раздражение, скользнувшее в его голосе, тут же отпечаталось на физиономии папеньки, который испуганно заморгал и скорчил извинительную морду.

– Ваше величество бесконечно правы! – затянул он гнусаво. – Однако, к моему стыду, должен признаться, что после объявления вашим величеством подготовки к войне с фламандцами сборщики налогов разорили меня. У меня угнали весь скот, подчистили кладовые и казну, увели несколько человек крестьян мужского пола в качестве рекрутов. Этот наряд – лучшее, что нам удалось сыскать. Прошу вас великодушно простить своего верного вассала и его бедную дочь.

«Вот же актер!» – подумала я о папуле, молча наблюдая за этой скорбной словесной пикировкой.

– Решительно, в таком виде ей нельзя появляться при дворе. Нас засмеют! – совершенно справедливо подметил король, продолжая пялиться на меня с недовольным видом.

– Рискну вмешаться и предложить к вашим услугам гардероб моей племянницы Габриэлы, который остался у меня после ее отъезда в имение мужа, – промямлил толстяк заискивающим голосом.

– Хотя бы так, – сдался король, – немедленно проводите графиню наверх и приведите ее в порядок, а я тем временем сообщу присутствующим хорошую новость.

Затем, подойдя ко мне поближе, так, что я могла уловить его дыхание, Филипп осторожно приподнял двумя пальцами мой подбородок и пристально посмотрел в горящие негодованием глаза. Меня передернуло от его холодного взгляда. Было в нем нечто опасное и дерзкое, нечто, что заставило меня задрожать от ужаса и зажмурить глаза, чтобы не видеть больше его красивого и одновременно отталкивающего лица.

– С этого момента, дорогая Фике, – прошептал Филипп, – вам запрещено любое самовольство наподобие сегодняшних ночных скачек, что вы устроили, ослушавшись отца. Теперь вы невеста короля, ведите себя подобающе и хорошенько уясните, что со мной подобные шутки не пройдут.

Не знаю, куда вдруг пропала моя смелость, но в ответ я смогла только кивнуть, сглотнув комок, образовавшийся в груди после его слов. Несмотря на всю его холеную наружность и привлекательный внешний облик, от него разило какой-то внутренней гнилью, которую он прикрывал образом властного мудака. Знаем мы таких «властелинов», которые на поверку оказываются жутко закомплексованными маменькиными сынками, которым в детстве не хватило отцовского внимания и воспитания. Из таких вырастают маньяки или извращенцы. И чем дольше я смотрела вслед удаляющейся королевской фигуре, тем сильнее росло во мне ощущение, что Филипп соединил в себе обе эти ипостаси.

– Идемте, сеньорита, – рядом прозвучал елейный голос священника и по совместительству маркиза Пилара.

Мне пришлось взять под руку дона Лоренцо, который светился от счастья, как рождественская елка, и отправиться за толстяком в боковой флигель дворца. Меня провели по узкой темной лестнице (скорее всего, ей пользовалась прислуга) на второй этаж и заперли в большой и красиво обставленной спальне. В центре комнаты на деревянном подиуме возвышалась огромная кровать под бархатным балдахином, у окна стояла настоящая ванна, а в углу расположился туалетный столик с большим овальным зеркалом и изящное кресло на тонких ножках.

У стены напротив кровати из красного кирпича был выложен настоящий камин. Едва я закончила осмотр апартаментов, как дверь бесшумно открылась и в комнату вошла девушка. В руках у нее было невероятной красоты платье из золотой парчи, расшитое серебряными нитями и украшенное жемчугом по линии глубокого декольте.

– Я Анна, горничная. Прошу вас, графиня, примерьте это, – проговорила девушка, не поднимая головы.

Я с удовольствием скинула с себя ненавистный костюм серой мыши и надела платье. Племянница маркиза была немного меньше меня, поэтому платье слегка сдавливало в талии и груди, но в целом смотрелось весьма недурно, а если откинуть ложную скромность – чувствовала я себя в нем настоящей королевой.

– И как? Хорошо сидит? – спросила я для пущей уверенности у прислуги.

Анна смущенно улыбнулась и покраснела.

– В жизни не видела более красивой женщины, чем вы, графиня. Вот только… – Она закусила губу, почувствовав, что сболтнула лишнего.

– Вот только что? – переспросила я.

Девушка замялась и виновато посмотрела мне в глаза.

– Пусть ваша светлость меня простит, но мне кажется, к этому платью больше пойдут распущенные волосы, перехваченные сбоку каким-нибудь украшением.

Я посмотрела на свое отражение в зеркало и нахмурилась. Девушка была права. Мои бараньи рога были тут совсем не к месту. Быстро справившись со шпильками, я распустила косы и встряхнула волосы руками. Золотистые локоны рассыпались по плечам, а за спиной послышалось восторженное «ах».

– Вы великолепны графиня. – Анна подбежала к туалетному столику и из ящика достала заколку, украшенную высушенным цветком розы.

Она ловким движением приколола ее мне на висок, а затем осторожно поправила пряди на спине и плечах.

– Теперь все. Можно идти.

Я в последний раз посмотрела на свое отражение и не смогла сдержать довольной улыбки. И даже мои дрянные жмущие туфли не могли в это мгновение испортить настроение. И даже как-то обидно стало за мои былые комплексы и ужасное отношение к собственной красоте во время семейной драмы. Женская красота – это одновременно и дар, и оружие, которое в умелых руках может завоевать мир. Теперь-то я уж точно не позволю себе поедать килограммами тортики. Ибо моя красота – это единственное, чем я владею в этом новом мире и что может спасти меня.