Мира Славная - Невеста проклятого дракона

– Тс-с-с…

От этого шепота и горячего дыхания над ухом по коже побежали мурашки, отзываясь томительно сладко внизу живота. Теплые мягкие губы коснулись моих губ. Нежно, осторожно, пробуя на вкус, дразня и отступая. Я всхлипнула и потянулась следом, не в силах оторваться. Не так, не надо так…Обвила руками его шею, потянула к себе, ближе, еще ближе… Он хрипло вздохнул и впился в мои губы. Жадно, словно никак не мог напиться, и только выпив меня всю, смог бы утолить свою жажду.

Полоснуло желанием. Диким, первобытным, никогда неведомым раньше. Оно бурлило по венам, стучало кровью в висках, плавило тело. До слез хотелось чего-то, что мне мог дать только он, и никто больше… Дыхание смешивалось, его горячая ладонь гуляла по телу, то сдавливала, то слегка касалась, и каждое прикосновение вызывало мгновенные вспышки удовольствия. Ладони было мало, очень мало. Я изогнулась дугой, подставляя грудь, но ладонь скользнула мимо, сорвав разочарованный стон. Чужие пальцы оттянули резинку шортиков, нырнули под легкий шелк, погладили живот…

Эта сладкая пытка сводила с ума. Я требовательно дернула за волосы, он зарычал. На этот раз поцелуй был жесткий, грубый, такой, что губа треснула. Не целовал – клеймил, ставя печать собственника. Вкус крови, вкус его губ, его запах пьянили, тянули в темный омут, откуда одной не найти выхода. Горячие руки тискали грудь, пощипывая ставшие болезненно чувствительными соски, по-хозяйски скользили по телу, трогали, где хотели, сминая шелк пижамы. Кожа истончалась, плавилась, кололась тысячей иголок… Я парила, плыла в сладостном тумане, хныкая и желая чего-то большего. Поцелуи, похожие на укусы, опалили соски, прожгли дорожку от груди вниз, к животу. На секунду он замер, вцепился зубами в резинку шортиков и медленно потянул их вниз… Я со стоном приподняла бедра, чувствуя как покорно едет за его ртом скользкий шелк, как сменяется нежная шелковая прохлада почти нестерпимым жаром мужского дыхания, и этот умопомрачительно острый, яркий контраст гнет в истоме тело, унося из головы все мысли кроме одной: только не останавливайся, нет, нет… Низ живота свело сладкой судорогой, мир треснул, разлетелся на тысячи кусочков и наступила темнота.

***

…Будильник звонил бесцеремонно и надрывно, его дребезжащий звук буквально ввинчивался в мозг. Я застонала и поглубже зарылась в подушку, пытаясь удержать ускользающий сон. Обычно я снов не помню. Ну, снилось что-то и снилось, а что именно… Наутро в голове оставались лишь смутные образы, но этот… Он помнился до малейших деталей, до звуков и запахов, на редкость яркий и реалистичный. Настолько реалистичный, что тело до сих пор сладко ныло, словно с ним действительно проделали все то, о чем… Ой. Нет, нужно вставать, и поскорее выкинуть всю дурь из головы. Тем более, что будильник сам себя не выключит. Зная свою слабость к утреннему сну, я всегда ставлю это громогласное чудовище подальше от кровати. Так есть хоть какая-то вероятность избежать соблазна вырубить его и поспать еще пять минуток, которые в итоге могут растянуться на час, а то и больше.

Я решительно вылезла из-под подушки, откинула одеяло и ошеломленно заморгала. Любимая пижамка сиротливо валялась в ногах, а я была абсолютно голая. Какой ужас… Мало того, что дожила до пикантных снов, так еще и принимаю в них самое активное участие! Все ясно, воздержание – зло, и мне нужно срочно найти себе кого-нибудь. Перебирая кандидатов во временные спутники жизни, я выключила будильник, бросила пижаму в стирку и залезла в душ. Теплые струи колотили по телу, в голову настойчиво скреблись подробности ночных эм… подвигов.

Да, мой сонный любовник был, несомненно, хорош. Не знаю, почему я так решила, совершенно не помня его лица. По-моему, я его вообще не видела, слишком неожиданно все… приснилось. Даже сейчас, когда я просто вспоминала этот сон, я чувствовала мужской пряный запах его кожи, его руки, скользящие по моему телу, смешавшееся дыхание, мое, его – не разберешь. Губы снова горели от поцелуев, между ног пульсировало, а внизу живота растекалась сладкая истома. Я охнула и включила воду похолоднее. Что со мной происходит?! Подобные сны я видела и раньше. Правда, никогда они не были настолько ошеломляющими. И откуда взялось странное чувство, что это именно мой мужчина, и только с ним все будет правильно и хорошо? Словно мне, как в каком-то гадании, лишь на мгновение показали суженого-ряженого, а потом ехидно спрятали. Мол, иди теперь, и ищи. Бред какой-то.

Рассердившись на себя за такие мысли, я решительно выкрутила кран с холодной водой до упора и несколько минут визжала под ледяной струей, пока из головы не вылетела вся та чушь, что в ней поселилась. Трясясь от холода и лязгая зубами, я выскочила из душа, замоталась в полотенце и пошлепала босыми ногами в комнату, оставляя за собой мокрую дорожку. Кровать нахально манила теплым одеялом, мягкой подушкой и обещанием приятных снов. Хотя бы на пять минуточек, только согреться… Нет-нет! Нужно собираться и бежать в универ. Иначе этот нудный Феоктист Игнатьевич съест меня живьем.

Может, позвонить и сказать, что я заболела? К сожалению, с Феоктистом Игнатьевичем этот номер не пройдет. У него хватит ума потребовать от меня справку от врача со всеми необходимыми печатями. Врача поблизости не наблюдалось, ни с печатями, ни без. Да и что бы он написал? Насмотрелась эротических снов и слегла в экстазе?! А пропущенную пару все равно потом отрабатывать. Индивидуально… Ни за что. Лучше затеряться в большой толпе.

Я решительно заправила постель, чтоб она меня не смущала, и подошла к шкафу. Постучала вешалками, перебирая не слишком богатый гардероб, и вытащила джинсы и блузку с кучей крохотных пуговок. Застегивая последнюю из них, почувствовала, как ткань неприятно трет плечо. Вот незадача… Но переодеваться было некогда, и я, схватив сумку, выбежала из дома.

Феоктист Игнатьевич внушал мне ужас.

Я прекрасно знала его предмет, учила его, как ни один другой, но почему-то всякий раз, когда на практических занятиях приходилось что-нибудь отвечать, впадала в ступор и мямлила что-то невразумительное. А он обычно давал мне понять, что ничего лучшего и не ожидал. И сверлил меня взглядом как-то не по-хорошему… Тяжело, зло. Будто я была в чем-то перед ним виновата, хоть и забыла, в чем.

Удивительно, но я точно знала, что как минимум две моих одногруппницы в него влюблены! Вот уж чего совсем не понимала! Ладно бы влюбились в преподавателя по зарубежке. Тот – красавчик, и не женат, и лет ему едва-едва исполнилось тридцать. Но Феоктист Игнатьевич – совершенно другое дело. Хотя… Неглупый, высокий, статный, с горящим взглядом… На этом его достоинства заканчивались. Лет ему было уже слегка за пятьдесят. Реденькие усы, неприятный смех и манера разговаривать со всеми так, будто они ничтожества, а он не понимает, какого такого чёрта приходится тратить свою жизнь на эти недоразумения в человеческом обличии. Его презрительное отношение сквозило в каждом жесте, в каждом взгляде, в каждом слове.