Вера Чиркова - Разбойник с большой дороги. Кадетки

– Анэри! – выкрикнул начавший покрываться красноватой чешуей оборотень. – Быстро все сюда! Я сам вас уведу.

– А дети? – отчаянно крикнула одна из опасливо выглядывающих из кухни молодых женщин. – Пощадите хоть их!

– Да с чего ты взяла… – прикрикнула на нее другая дроу и сразу смолкла, вовремя припомнив, какая кара грозит чересчур разговорчивым.

– Дети сейчас будут тут, – грозно рыкнул когтистый, змееглазый глава дома ди Тинерд, – а вы помалкивайте.

На лестнице появилась кучка уже знакомых присутствующим многоруких тварей, и каждая тащила не по одному ребенку или старику.

Еще несколько шустро сновали по комнатам, собирая остальных родичей Года и прыгая с ними в темный туман перехода.

– Стойте! – закричал Фил, когда магический паук потащил к порталу его мать. – Ее нужно разбудить! Она одна знает, где наши ценности!

– У тебя дети чуть не сгорели, – презрительно глянул на него ди Сартено и тут же смолк, рассмотрев бегущего к ним очередного паука, нагруженного чугунками и бочонками, осыпанными землей и мусором.

– Это пока положить в хранилище дознавателей, – сухо приказал правитель и скомандовал: – Уходим. Щиты скоро догорят. Годренс, вы со мной.

Годренс оборвал нить, по которой вливал в защиту свою силу, стараясь не думать, что магистры обошлись бы и без него, подхватил замершую рядом Дору и шагнул к Изиренсу, тут же крепко ухватившему его за пояс.

Всего через несколько мгновений они стояли в небольшой округлой комнатке, где был лишь пушистый меховой ковер на полу да кучи подушек у стен. Видимо, это портальная комната, сообразил жених, заметив распахнутое широкое окно. Больше Год ничего рассмотреть не сумел – Дора резко отбросила покрывало, и ее побледневшее личико оказались прямо перед его взором.

– Прости, любимая, – шепнул маг, с тревогой вглядываясь в синие глаза. – Я считал их людьми… хоть и жадными, но не убийцами.

– Год… – Княжне хотелось сказать, что она и сама все это знает, а еще поняла очень ясно, как он ей дорог, и поэтому никакие бабушки со своими ядовитыми сплетнями не заставят ее отказаться от мага.

Но молчала, стесняясь объяснять все это при суровом повелителе Дройвии, знакомом ей раньше только по портретам. О том, что он лично прибыл на ее свадьбу, ошеломленной Доре сообщили непонятно откуда взявшиеся ведьмы, молниеносно развязавшие все шнуры и умело поправившие замученной невесте наряд и прическу.

– Я пришлю сюда женщин, – донесся от двери голос Изиренса. – Пора начинать ритуал.

– Дора… – едва захлопнулась за ним дверь, крепко прижал к себе невесту Годренс. – Любовь моя, счастье мое… Дора, я пообещал их убить, если с твоей головы хоть волосок упадет.

– Не нужно, – отмахнулась княжна, занятая только одной мыслью – захочет он ее поцеловать или здесь это предосудительно. – Их и так накажут, мне ведьмы сказали.

Год все-таки поцеловал ее, и Дора пожалела только о том, что взволнованные новостью женщины дома ди Минхор прибежали слишком быстро.

С шуточками и извинениями оттеснили жениха, подхватили покрасневшую невесту и увели в соседнюю гостиную, где за несколько минут ловко и деликатно выяснили, почему на ней столько разномастных драгоценностей. И тут же предложили простой выход – они украшают Дору любимыми ею сапфирами, а все принесенные Годом украшения отдают на хранение в сокровищницу. А позже, в любой удобный день, ее муж сможет прийти и получить назад свои драгоценности. Или ему перешлют их в гномий банк.

Дора сомневалась недолго, очень не хотелось предстать перед правителем соседнего государства и его советниками разряженной, как шут. А едва сообразив, что о подробностях этой свадьбы придется рассказывать подругам и королеве, сделала выбор:

– Давайте сапфиры.

Женщины обрадованно засуетились, и вскоре Дора на себе ощутила, как должна чувствовать себя невеста, которую наряжают к свадьбе доброжелательные и внимательные одевальщицы. Можно, ничего не опасаясь, удобно сидеть в мягком кресле, понемногу отпивая восхитительный лимонный чай, доверчиво отдавшись умелым и бережным рукам. И не волноваться за жениха, вынужденного договариваться с недобрыми родичами об угощении и гостях.

Сам же Годренс в этот момент сидел возле смотрового портала и с замирающим сердцем следил за происходящими в сотнях лиг от него событиями. Только после того как правитель привел его в свой кабинет и торопливо раздвинул плоскости артефакта, подаренного ему магами плато, Год с огорчением сообразил, как неверно понял намерения учителя и его знаменитого друга.

Вовсе они не сбежали, бросив на произвол судьбы его родовое гнездо. Но теперь уже не защищались, как в тот момент, когда старшие магистры дроу уводили подальше их с Дорой и всех остальных. Только ведьм и родичей Года необычные слуги главы оборотней утащили в собственный портал Иридоса.

Сейчас Годренс видел бабкин дом со стороны и невольно содрогался, представив, каково приходится тем, кто живет неподалеку. Две мощнейшие стихии бушевали в этот момент на окраине тихого, мирного Тинска – неимоверной силы ливень и не менее яростный огонь.

Из-под рухнувшей крыши вырывались густые клубы дыма, смешанного с неистовыми языками магического пламени, в котором плавились и трескались прочные камни старинных стен. Ни окон, ни дверей давно не было, и в оставшиеся от них проемы тоже лилось пламя, неправильное, пузырящееся, как пена на квасе, и тягуче-алое, словно лава на склонах восточных вулканов.

Магистры стояли рядом под сизоватой пленкой купола, неслышно что-то крича друг другу, и о том, чем они заняты, можно было понять только по буйным струям, поливавшим не желающий сдаваться огонь, да по огромным темным теням, в которых только отсюда, издали, можно было угадать странных, многоруких летающих созданий магистра Иридоса. Хотя, наверное, правильнее будет называть их его помощниками.

Теперь они были выше людей едва ли не втрое и стремительно метались вокруг остатков строения, чем-то забрасывая самые яркие очаги огня. И там, куда попадали непонятные снаряды, пламя начинало бледнеть, опадать и чадить густо, как сигнальный костер.

– Где же ты нажил таких сильных врагов?

Как появился в комнате магистр Гуранд ди Сартено, Годренс, к своему огорчению, не заметил, задумавшись о родичах, потерявших последнее имущество. Как бы он ни был обижен, но не понимать, как ошибочно винить всех подряд, все же не мог. Большинство из них, особенно самые слабые маги, старики, женщины и дети, ничем не могли помочь ему ни в детстве, ни сегодня. Даже за сочувственный взгляд на изгоя дядя наказывал очень сурово. Недаром же в доме было строжайше запрещено упоминать имена родителей Года, и он узнал их, лишь когда отвоевывал в том злосчастном суде родительское наследство.