Стелла Вайнштейн - Король в моем плену

И что-то изменилось. Черты лица короля смягчились. Он расслабился, указал мне ложиться обратно.

Указал, и я подчинилась.

Легла на живот, закрыла глаза, отдалась стараниям пленника. Рейсвальд чутко прислушивался к моему отклику, старательно спрашивал, как долго и глубоко мять каждый клочок тела. Горячие ладони зарывались в плоть, исторгая стон. Дыхание опаляло ухо, когда он наклонялся за уточнениями. В воздухе то и дело раздавались щелчки, сильно пахло озоном, магия искрилась и шипела как следует. А еще нарастало томление внизу живота, разрастаясь требовательным, обжигающим комом.

Я прервала процедуру, как только посчитала возможным терпеть остаточную боль.

Не могла самой себе объяснить почему. Только ощущала, что слишком. Хватит. Близость Рейсвальда приносит больше страданий, чем облегчения. Я облачилась в хлопковую ночную рубашку в мелкий цветочек до пят и указала королю ложиться в мою кровать.

Он будет спать со мною рядом. Все тридцать дней.

Не отпущу его.

Иногда бывает – нахлынет приступ страха, сердце бьется как сумасшедшее, в горле ком, и кажется, что наступил конец света. В этих случаях нельзя испугаться, дать слабину, иначе страх пустит корни и застынет в сердце на долгие годы.

Именно так случилось у меня с Рейсвальдом – когда он не вернулся в таверну забрать меня с собой, как обещал, я так и не смогла оправиться. Сначала гадала, что его задержало, придумывая соперниц, затем, поняв правду, мучила себя догадками, что во мне не так. А когда поступила на обучение к Илстину, увлечение Рейсвальдом превратилось в помешательство, которое не оставляло меня по сей день.

Для этого существовало лишь одно лекарство.

Не отпущу его. Заставлю быть рядом.

Приступ паники не может длиться вечность. Сердце постепенно успокаивается, поняв, что конца света так и не случилось. Если Рейсвальд будет близок, вместе со всеми недостатками, присущими живому человеку из плоти и крови, постепенно одержимость сойдет на нет, и я смогу смотреть на него почти как сейчас – без надломленности треснутого кувшина.

Рейсвальд взбил подушку на широченной кровати, откинул одеяло и с удивлением уставился на шоколадного цвета морскую свинку, мирно посапывающую на белоснежных простынях. Почуяв ветерок, свинка вспрыгнула на четыре лапы, помотала головой и была бесстрашно подхвачена под брюшко.

– Наглец, – прошептала я в мягкое вислое ухо.

Бывший граф Вейнер предпочитал ночевать исключительно в моей постели. Препятствия в виде замка на двери его не останавливали. Неведомыми путями усатая морда по ночам приваливалась под бочок и потешно сопела.

– В вашем замке развелось немалое количество живности, – заметил Рейсвальд.

– Нет, – отрезала я. – Эти не размножаются. Они заколдованные.

Король, видимо, опешил от подобной новости. Он подошел ко мне, отобрал покусывающего и лижущего мне пальцы Вейнера и потрясенно уставился в глаза-бусинки морской свинки.

– Они – люди?

– Нет, пока не выполнят условие .

Увидев удивление в глазах короля, я пояснила:

– У каждого заклинания, направленного на живое существо, есть свои ключи к обратимости. Сложность снятия прямо пропорциональна затратам магии. Мелкие чары снять легко, для крупных следует крепко потрудиться.

Поглаживая упитанного зверька, Рейсвальд растерянно спросил:

– А как за магию расплачиваетесь вы?

– Ведьмы? – переспросила я и, увидев кивок, ответила: – Никак. Наше дело – проводить магию через себя, направлять. Отдает тот, на ком она оседает. Или готовый взять расплату, как в вашем случае. Условие даже я снять полностью не смогу, хотя в моем праве решить, достаточно ли взяли за долг.

Графа Вейнера вернули мне, я потерлась щекой о мягкую шерстку и улыбнулась. Моя улыбка, еще одна медяшка в счет провинности бывшего хозяина замка, сокращала срок заклинания. Быть милым беззащитным зверьком и приносить радость – вот все, что он должен делать, чтобы покрыть прошлые грехи.

Рейсвальд устроился на своей части кровати, внимательно проследив за тем, как ложусь я, и оставляя между нами пространство, на котором с удобством могло бы разместиться три человека.

– Спокойной ночи, мудрейшая.

– Спи, Рейс, больше просьб на сегодня не будет.

Свет трех лун веером расходился на белом мраморном полу. Король, судя по мерному дыханию, быстро заснул, а вот я долго рассматривала его длинные ресницы, полные губы, приоткрытые во сне словно перед поцелуем, прямой нос, непослушную копну смоляных волос. Сильное тренированное тело расслабленно раскинулось под белыми простынями. Одеяло сползло с мощного плеча, открывая шею с бьющейся жилкой, широкую грудь, кружок плоского соска.

Я вспоминала массаж, его руки на моей коже. Ни от кого другого не становилось так жарко, а мужчин было немало. Лишь на Рейсвальда нечто внутри откликалось с рвением огня, охватывающего сухие щепки. И я не знала, считать подобную любовь благословением или проклятием.

Ночная тишина в снежно-белой комнате завораживала. Чужак-мужчина спокойно спал, ко мне же покой все не шел. Я встала, подошла к занавескам из тонкого кружева, посмотрела на звездное небо без единого пятна темных облаков.

Внезапно захотелось обернуться птицей и полететь к Рейсу во дворец, как я делала до сих пор почти каждый вечер. И то, что он видел сны позади меня, не отменяло ноющей потребности проверить, что и как у него там происходит.

В конце концов, решила послушать интуицию, открыла окно и выпорхнула в ночь серой соловушкой.

Полет смывал сомнения, дарил ощущение пьянящей легкости. Ночь была на диво прозрачна и тиха, чудесная осенняя свежесть разливалась в воздухе запахом прелой листвы, сена и влажности. С высоты было видно замок на холме, окружающие его черные квадратики полей. Лес еще не потерял листвы, он славился густой непролазной чащей, отделяющей замок от северного Айнура и южного Сарнира.

По тонкой дороге уныло трусил одинокий всадник. Я скользнула вниз, сделала вираж – удостовериться, что с ним все в порядке. Услышала:

– Все-таки не забыла обо мне, темнейшая. Лети, госпожа, будь счастлива.

Уселась на протянутую руку. Надела клювом на палец тяжелый перстень с полым камнем, где свернулась в клубок одна из сегодняшних, весьма действенных прядей. Не плата, а подарок за службу. Будет хранить Гийома от дурных намерений. Пусть за последний год ему добавилось и силы, и здоровья, я хотела сделать все возможное, чтобы его защитить. И чувствовала необъяснимую вину.

Потом опять вверх, высоко-высоко и стремительно до самой столицы, раскинувшейся между холмами. Туда, где светлым пятном посреди обширного города выделяется белокаменная крепость с золотыми крышами.