Яна Вовк - Аферист и карьерист

– О! Можете не сомневаться, Мишель, я полностью осознаю ответственность, которую берёт на себя писатель… м-м-м… владеющий словом да не опошлит! – с пафосом произнёс маркиз, впечатлённый то ли притчей, то ли собственным остроумием, и сразу перешёл от абстрактного к конкретному: – Вы говорили недавно про ваших студенческих друзей: Батутина и Стеглова. Не один ли из них был когда-то опекуном князя Артемьева? – и, не дав собеседнику ответить, понёсся дальше: – Кажется, господин Стеглов. Не так ли? Я ведь питаю к князю самые искренние дружеские чувства. Не могли бы вы рассказать подробней о его судьбе?

– Почему бы вам не спросить у самого князя? Он хоть и был воспитанником моего друга, но я не так много знаю, чтобы рассказывать.

– Расспросить князя не просто, – безобидно усмехнулся маркиз. – У Георгия Павловича довольно сложный характер, и мне долго придётся объяснять ему, как много значит для меня моя книга. Вы ведь тоже, Мишель, натура увлечённая, и ради своих трудов готовы терпеть неудобства, подвергать себя опасности, ждать, искать и надеяться. Это наша судьба: вечный поиск.

Ильин пожал плечами. Он не задумывался над вопросами, уводившими в туманные рассуждения, но его спутник вёл себя так компанейски, и так легко заводил разговор на любую тему, что отмолчаться рядом с ним было практически невозможно.

– Что вы хотите знать, маркиз?

– Мне просто интересно, как удалось вашему другу из простого гувернёра превратиться в того, кому умирающая княгиня доверила опеку над своим единственным сыном? И не знаете ли вы, Мишель, как оказались они в Харькове? Сменить Москву на Петербург – это я понимаю. Но зачем после столицы отправляться в такую глушь?

Ильин удивлённо посмотрел на француза – зная о том, что князь жил в Харькове, трудно было не знать историю, предшествовавшую тому.

– Ну, я слышал кое-что краем уха, – маркиз потешно сморщил нос. – Какая-то неприятная мелочь при дворе…

Михаил Иванович не улыбнулся. Из-за этой «мелочи» княгине пришлось покинуть Петербург. Она вернулась с сыном на родину, а Стеглов, всё бросив, последовал за ними. Наверное, Пётр действительно любил эту женщину, если смог решиться на такой поступок: отказавшись от долгожданного места в лучшем из журналов, оставив столицу и друзей, помчался вслед за той, которая пренебрегала им, и которой пренебрегли потом другие. Ильин невольно окунулся в прошлое. Безудержный полёт идей, желаний и надежд…

– И как долго князь прожил в Харькове? – снова поинтересовался маркиз, не склонный отступать.

– Точно не припомню, – Ильин посмотрел сквозь собеседника, застряв в своих воспоминаниях, по его узкому обветренному лицу заскользили едва уловимые тени.

– По-моему, предостаточно для того, чтобы успеть обзавестись пикантными историями, – заметил Шале и принялся перекладывать свои подушки.

Их было всего три, но тем сложнее оказалась задача. Красный цвет хорошо сочетался с коричневым, зато коричневая подушка была самой жёсткой, а синюю нельзя было положить на красную. Жак, тоже наблюдавший за происходящим, понял, что сейчас его подушка снова перекочует к маркизу.

– А Харьков – это где-то на юге, в Крыму? – вдруг спросил Шале и ловко щёлкнул пальцами в сторону камердинера.

– Это Слобожанщина, Малороссия, – объяснил Михаил Иванович, не удивляясь неведению француза.

Жак отдал свою подушку, и возня маркиза прекратилась.

– Мне как-то князь Георгий говорил, что в Харькове он вёл весьма интересный образ жизни, – осторожно сказал Шале, не сводя с собеседника внимательных глаз. – Воспоминания в хорошей компании могут приобрести совсем иные оттенки, не так ли, мой друг? – француз снизил голос и наклонился к Михаилу Ивановичу. – Князь рассказывал мне о харьковских приключениях… и даже о своём приятеле, тоже сироте. Вы ведь, кажется, приезжали к ним в Харьков?

Ильин недоверчиво смотрел на маркиза. Харьковские приключения были приключениями только для князя, а для Стеглова это была одна морока. Не признавая над собой ничьей опеки, Георгий противостоял ему, как мог. Стеглов писал, что, если бы не данное княгине слово, ничто на свете не заставило бы его терпеть все «радости» такого опекунства. Особенно «радовала» Петра Петровича завязавшаяся дружба князя с беспризорником, который промышлял делами отнюдь не ангельскими. Новый приятель Георгия был чуть старше его, но с таким жизненным опытом, что Стеглов хватался за голову. Дружба, которой не находилось ни пояснений, ни оправданий тогда, вряд ли могла стать предметом обсуждений теперь.

– Я понимаю ваше удивление, Мишель. Не верится, что князь кому-то рассказывал о той стороне своей жизни, – снова откидываясь на подушки, добавил Шале. – Но, мне показалось, он хранит весьма тёплые воспоминания о той удивительной дружбе… А что с беспризорником стало потом? У него ведь не было возможности делать карьеру при дворе.

Ильин посмотрел в окно. Темнота почти заполнила молчаливое пространство.

– Беспризорником он был, пока не попал к Стеглову.

– И что? – в глазах Шале появился весёлый блеск.

– Да можно сказать, ничего.

– Неужто мальчишка оказался таким неподдающимся?

– Дело не в том, – Михаил Иванович свёл брови. – Я точно не знаю, что произошло. Однажды он то ли ушёл и не вернулся, то ли попал в какую-то переделку и погиб… Не могу сказать. Пропал, и никакие поиски не помогли.

Маркиз перестал улыбаться, но взгляд его оставался всё таким же весёлым.

– Ай-яй-яй. Вот беда! А что князь?

– Через некоторое время Стеглов увёз князя в Петербург.

– И как… – Шале почесал затылок и вдруг вспылил: – Не клопы, так вши! Когда же это всё закончится! М-да… Так на чём мы остановились? – он опять почесался. – И как же столица приняла отпрыска опальной княгини?

– Некоторые обстоятельства позволили увидеть в этом юноше не отпрыска опальной княгини, а сына боевого генерала, положившего жизнь за Россию.

– Весьма удачные обстоятельства… с легкой руки Жуковского [2] Василий Андреевич Жуковский (1783–1852) – оставаясь поэтом, переводчиком и критиком, трудился в царской семье как чтец и учитель. Был человеком порядочным, пользовался заслуженным уважением и про друзей старался не забывать. . И что потом?

– В столице князь, можно сказать, с головой ринулся в открывшиеся перспективы. Это был уже целеустремлённый, несколько замкнутый молодой человек, принявшийся навёрстывать упущенное. Я редко задерживался в Петербурге – экспедиции, походы… но иногда мы виделись. Князь любил послушать мои рассказы, брал почитать рабочие дневники…

– Потом успел удачно жениться, овдоветь и развеять тоску на Кавказе. Карьера, служба, дети. Тут меня настигает впечатление, будто я уже где-то всё это слышал, – маркиз снова вздохнул, но на сей раз, чтобы прекратить разговор.