Наина Куманяева - Дерзкая галичанка

После того как распаковали ее корреспонденцию и письменные принадлежности, Ганна разложила все по маленьким ящичкам бюро.

Сверху на горке ее личной корреспонденции лежало письмо, адресованное Ванде. Просто Ванде, пани Звягловская не раз бывала в их домике в Яссах. Служанки уверяли, что она была возлюбленной его отца. Затем они расстались, и Ганна точно знала, что в этом был замешан то ли Назым-паша, правая рука Великого визиря, в доме которого они встречались, то ли французский полковник Ледюк, находившийся при дворе господаря в составе французской военно-дипломатической миссии, то ли и тот и другой одновременно. На этой почве отец с Вандой поссорились, и красотка уехала. Похоже, она хотела выйти замуж за ее отца, но тот ссылался то на одни причины, то на другие и в итоге позволил ей уехать в Петербург. А теперь вот дал дочери письмо к этой женщине, словно не понимая, кем в ее глазах была соперница покойной матери. Ганна еще не знала, как она сможет найти Ванду и передать ей письмо. Она не знала, что именно отец написал в этом письме, но он был твердо уверен, что дочь разыщет Ванду в Петербурге и передаст непосредственно в руки адресату. Это было оскорбительно по отношению к памяти ее покойной матери, однако вольность нравов наложила определенный отпечаток на образ мыслей женщин южных провинций, и Ганна не чувствовала себя вправе требовать от отца вечного пребывания в безбрачии.

Раздался стук в дверь, и на пороге появилась Елена Матвеевна.

– Это я, Ганна. Тебе понадобится служанка, чтобы помочь переодеться к обеду. Я предлагаю Парашу. Она прислуживает мне, когда у моей Маши случаются приступы артрита.

– Параша, это та, с pistui? – Ганна потерла нос.

– Ты имеешь в виду веснушки? Да, бедняжка страшно огорчена этим обстоятельством. Но ей очень хорошо удаются прически.

– Прекрасно, хресна! Ты поможешь мне нанять слуг?

– В этом нет необходимости, дорогая. Ты имеешь полное право распоряжаться моими слугами. Они обо всем позаботятся.

– Ну, нет! Папа сказал, что я не должна становиться вам обузой. Мне также понадобится конюх, так как я собираюсь иметь собственный выезд.

– Помилуй Бог, да зачем тебе собственный выезд, деточка? – всплеснула руками Елена Матвеевна. – Я не уверена, что сейчас даже очень состоятельные люди имеют свой выезд, здесь ведь это так накладно. Очень многие пользуются извозчиками – и ничего! А пока что Параша будет прислуживать тебе. Мы обедаем в четыре, дорогая.

– Так рано?

– Рано? Ну, это по нынешним временам уже довольно поздно. При прошлом императоре робели обедать после часу. Однажды весною после обеда, бывшего обыкновенно в час, император Павел гулял по Эрмитажу и остановился на одном из балконов, выходивших на набережную. Стоя там он услыхал звон колокола, во всяком случае не церковного и, справившись, узнал, что это был колокол баронессы Строгановой, созывавший к обеду. Император разгневался, что баронесса обедает так поздно, в три часа, и сейчас же послал к ней полицейского офицера с приказом впредь обедать в час. У нее были гости, когда ей доложили о приходе полицейского. Все были крайне изумлены этим посещением, но когда полицейский исполнил возложенное на него поручение с большим смущением и усилием, чтобы не рассмеяться, то только общее изумление и страх, испытываемый хозяйкой дома, помешали присутствовавшему обществу отдаться взрыву веселости, вызванному этим приказом совершенно нового рода.

Ганна изумленно хлопала ресницами, выслушивая эту невероятную историю. Теперь ей стало ясно, откуда у ее сыночка столь явная нехватка умственных способностей.

– Я буду внизу ровно в четыре часов. Мне следует одеться grand toilette или по-домашнему?

– Мы подумали, что ты наверняка утомлена после дороги, и не приглашали гостей сегодня вечером.

– Вы так предусмотрительны, дзинкуе, хресна мати.

– Знаешь, Ганна, мне кажется, я уже осваиваю твой невозможный румынский язык, – рассмеялась Елена Матвеевна.

Девушка тоже рассмеялась и сказала:

– Это польский.

– Так ты еще и польский знаешь?

– Да, и еще греческий, валашский, цыганский… В нашем краю перемешалось столько всяких наций, а детям для того, чтобы вместе играть, надо учиться как-то общаться.

– И что же, вокруг не было русских детей?

– Нет, кроме наших, русинов, я имею ввиду галицийских славян. Галицийкой была моя мама. Но наш русский отличается от вашего, наш язык ближе к малороссийскому. Так что правильному русскому языку меня учил папа и его денщик. Надеюсь, он не слишком отличается от вашего?

Когда багаж полностью распаковали, Ганна удалила всех слуг, оставив при себе только Парашу.

– Ты поможешь мне одеться к обеду, – сказала она, усаживаясь за туалетный столик перед зеркалом. – Елена Матвеевна говорит, что ты искусно обращаешься с волосами. Надеюсь, ты сможешь что-нибудь сделать с моими?

Она вытащила из прически с полдюжины шпилек, и каскад черных волос заструился по ее плечам.

– Боже праведный! – воскликнула Параша. – Никогда прежде я не имела дел с такой массой волос. Они похожи на накидку.

– С ними столько хлопот, – сказала Ганна. – Папе нравятся длинные волосы, но говорят, что сейчас они выходят из моды, так что наверное, я их обрежу.

Параша приподняла длинные, черные как смоль, локоны. Они шелковисто заблестели в ее руках.

– Какая жалость, что вы собираетесь это сделать!

– Dracul! [9] Черт побери! (румынск.). Ты говоришь в точности, как мой отец. Сегодня просто уложи их. Сможешь?

– Я подниму локоны вверх, сударыня, и заколю шпильками, если вас это устроит.

– Отлично!

Параша проявила чудеса, работая с волосами Ганны, а когда они были закручены и уложены изящными волнами, Ганна выбрала платье сверкающего изумрудно-зеленого цвета, отделанное черным кружевом. К этому наряду она одела изумрудное ожерелье своей матери. Платье плотно облегало талию и складками спускалось книзу. Корсаж открывал выпуклость белоснежной груди.

На ее родине ни одной девушке никогда не позволили бы появиться на людях в таком одеянии. Но, как и большинство из вещей Ганны, это платье раньше принадлежало ее матери. С началом войны туда практически прекратился подвоз дамских платьев, а юная девушка, быстро выросшая из своих коротких юбочек, должна была что-то носить. Ганна понимала, что этот наряд чересчур откровенен, но, в конце концов, Россия известна своим стремлением быть на шаг впереди всего мира в вопросах моды, уступая в этом вопросе первенство лишь Франции.

Прежде чем спуститься вниз, Ганна долго рассматривала себя в зеркало. Хотелось бы иметь на груди на два вершка побольше материи… да и плечи чересчур оголены, но, в общем, выглядела она на уровне. Хорошенькое личико и высокая шея компенсировали мелкие огрехи наряда. Она приподняла юбки и заспешила к лестнице.