Полина Саймонс - Медный всадник

Под их голоса Таня заснула. Без четверти два ее разбудил странный звук, подобного которому она до сих пор не слышала. То ли вой, то ли визг. Подбежавший отец объяснил, что это сирена, предупреждающая о воздушном налете. Татьяна спросила, не нужно ли встать. Значит, немцы уже их бомбят?

– Спи, Танюша, – посоветовал отец.

Но как она могла спать под эти вопли, когда Даши до сих пор не было дома?

Сирена через несколько минут смолкла. Но Даши по-прежнему не было.

На утреннем заводском митинге было объявлено, что по случаю введения военного положения рабочий день увеличивается на два часа. До дальнейшего распоряжения. Татьяна предположила, что дальнейшее распоряжение поступит только в конце войны, Красенко уведомил рабочих, что партийное руководство решило организовать производство тяжелого танка КВ-1 для обороны Ленинграда и что вся оборонная продукция будет производиться на Кировском. Товарищ Сталин не будет отзывать вооружение с южных фронтов для защиты города. Придется обходиться тем, что есть.

После этого митинга так много рабочих вызвались идти добровольцами, что Татьяна побоялась, что завод закроется. Ничего подобного. Когда все разошлись, она и еще одна работница, Зина, измученная женщина средних лет, вернулись к конвейеру. Пришлось взять в руки молоток и заколачивать ящики. К семи часам руки и спина невыносимо ныли.

Татьяна с Зиной шли вдоль заводской стены, и, не доходя до остановки, Татьяна заметила возвышавшуюся над толпой темную голову Александра.

– Мне нужно идти, – пробормотала она, задыхаясь и ускоряя шаг. – До завтра.

Зина что-то промямлила в ответ. Подступив ближе, Татьяна молча кивнула.

– Что ты здесь делаешь?

Она слишком устала, чтобы изображать безразличие. Проще улыбнуться.

– Пришел проводить тебя домой. Повеселилась вчера? Кстати, ты поговорила с родителями?

– Нет. Не говорила, – покачала головой Татьяна, избегая разговоров о дне рождения. – Может, поручишь это Даше? Она храбрее меня.

– Разве?

– О, намного! Я трусливее зайца.

– Я пытался объяснить ей. Она и слушать не желает. Конечно, это не мое дело. Я просто пытаюсь помочь. – Он пожал плечами и, оглядев длинную очередь на автобус, заметил: – Мы в жизни не сядем на этот автобус. Пойдем пешком?

– Только до трамвая. У меня сил нет. Целый день орудовала молотком. – Она остановилась, поправляя волосы. – Долго ждал?

– Два часа, – признался он, и усталость куда-то подевалась.

Она удивленно вытаращилась на Александра.

– Два часа? – Она едва не договорила: «Ради меня?» – Рабочий день продлили до семи. Прости, что так получилось.

Они перешли дорогу и направились к улице Говорова.

– Почему ты с оружием? – спросила она, показывая на его винтовку. – Опять патруль?

– Нет, я свободен до десяти. Приказано носить с собой.

– Они еще не прорвались? – встревожилась Татьяна, стараясь, однако, улыбаться.

– Еще нет.

– А винтовка тяжелая?

– Не очень. Хочешь поносить?

– Конечно! – оживилась она. – Никогда не держала в руках винтовки.

Татьяна схватила винтовку и едва не уронила, такой тяжелой она оказалась. Пришлось удерживать ее обеими руками. Но сил все равно не хватило.

– Не знаю, как у тебя это получается! Сам неси! – рассердилась она.

– А если придется стрелять? И бежать вперед, и падать на землю, и вскакивать, и снова бежать, со скаткой и винтовкой в руках…

– Не знаю, как у тебя это получается, – повторила она. Хорошо быть таким сильным. Уж он-то в два счета справился бы с Пашей.

Подошел набитый людьми трамвай. Они едва туда втиснулись. На этот раз пришлось стоять. Александр держал одной рукой винтовку, а другой стискивал коричневую кожаную петлю. Татьяна вцепилась в ржавую металлическую стойку. При каждом толчке ее бросало на Александра, и она неизменно извинялась. Его тело казалось тверже заводской стены.

Татьяне хотелось посидеть с ним где-нибудь в тихом месте, расспросить о родителях. Но нельзя же говорить о таком в трамвае. И стоит ли узнавать о нем больше? Ведь тогда они станут ближе, а ей нужно быть от него как можно дальше!

Татьяна молчала, пока они не доехали до Вознесенского, где пересели на второй номер, идущий к Русскому музею.

– Ну… вот… мне пора, – неохотно сообщила Татьяна, когда они вышли.

– Хочешь, немного посидим? – неожиданно спросил Александр. – Вон на тех скамейках в Итальянском садике?

– Ладно, – кивнула Татьяна, стараясь не подпрыгнуть от радости.

Только после того как они сели, она заметила, что он чем-то озабочен, словно хочет сказать что-то и не может. Только бы не завел речь о Даше. Ведь и без того все ясно. Тем более что он старше и должен многое понимать.

– Александр, как называется это здание? – спросила она, ткнув пальцем в первое попавшееся на глаза строение.

– Гостиница «Европейская». Она и «Астория» – лучшие гостиницы в Ленинграде.

– Похожа на дворец. Кому позволено здесь останавливаться?

– Иностранцам.

– Мой отец ездил в Польшу по делам несколько лет назад. Как я ему завидую! Хотелось бы и мне посмотреть мир!

Она неловко сглотнула и закашлялась.

– Александр… мне жаль твоих родителей. Пожалуйста, расскажи, что случилось?

С губ Александра сорвался облегченный вздох.

– Твой отец прав. Я не из Краснодара.

– Правда? Откуда же?

– Ты когда-нибудь слышала о таком городе, как Баррингтон?

– Нет. Где это?

– В Массачусетсе.

Татьяна подумала, что ослышалась. Глаза ее медленно округлились.

– Массачусетс? – охнула она. – Как в Америке?

– Да. В Америке.

– И ты американец?

– Именно.

Татьяна потеряла дар речи. В ушах громом отдавался стук сердца. Она вынудила себя закрыть рот и выпрямиться.

– Смеешься? Я, конечно, дурочка, но не настолько.

– Не смеюсь, – покачал головой Александр.

– Знаешь, почему я тебе не верю?

– Знаю. Считаешь, что такого не бывает.

– Совершенно верно, не бывает.

– Коммунальные квартиры оказались огромным разочарованием, – вздохнул Александр. – Мы… то есть отец питал такие надежды на новую жизнь, а оказалось, что здесь нет даже душа.

– Душа?

– Не важно. Горячей воды. Мы даже не смогли принять ванну в той гостинице, где остановились. А у вас есть горячая вода?

– Конечно нет! Мы кипятим воду на плите и разбавляем холодной. А каждую субботу ходим в баню, как все в Ленинграде.

– В Ленинграде, Москве, Киеве, во всем Советском Союзе, – кивнул Александр.

– Нам повезло: в маленьких городах и водопровода нет. Деда рассказывал.

– Верно. Мы долго не могли привыкнуть к общим туалетам, но все же как-то приспособились. Приходилось готовить на дровах и воображать себя семейством Инголлов.