Полина Саймонс - Медный всадник

Татьяна покачала головой.

– Придется, – настаивал он. – Я взгляну на твою спину и оботру тебя водой. Если не обработать рану, можно получить заражение крови. Я смою кровь с твоих волос и туго забинтую ребра и ногу. Сразу почувствуешь себя лучше.

Она вновь покачала головой.

– Не бойся, – уговаривал Александр, привлекая ее к себе, и, когда она ничего не ответила, осторожно снял с нее блузку и майку.

Маленькое измученное тельце льнуло к нему, под руками горела покрытая кровью спина. Она так нуждается в его заботе! А он так отчаянно мечтает заботиться о ней! Всегда…

– Где болит?

– Там, где ты трогаешь, – всхлипнула она. – Прямо под твоими пальцами.

Он перегнулся через ее плечо, чтобы лучше рассмотреть. Кровь в одном месте запеклась толстым слоем.

– По-моему, это просто порез. Сейчас вымою и посмотрю, но, думаю, ничего страшного.

Александр прижал ее голову к груди, коснулся губами влажных волос.

Он положил ее на белую простыню. Прикрыв ладонями крошечную грудь, она опустила ресницы.

– Таточка, мне нужно умыть тебя.

Ее глаза оставались закрытыми.

– Позволь, я сама, – выдавила она.

– Ладно, но ты даже сидеть не можешь.

– Дай мне мокрое полотенце, и я сама все сделаю, – упиралась она.

– Тата, разреши мне поухаживать за тобой. Пожалуйста. – Он перевел дыхание. – Не бойся, я никогда не причиню тебе зла.

– Знаю, – пролепетала она, не желая или не в силах поднять веки.

– Не волнуйся. Лежи, как лежишь. Я все сделаю.

Он вымыл ей волосы, руки, живот, шею как мог тщательно под мерцающим светом керосиновой лампы. Татьяна громко застонала, когда он коснулся бока, представлявшего сплошной синяк.

Орудуя тряпкой, Александр монотонно приговаривал:

– Когда-нибудь, не сейчас, но скоро, ты, если захочешь, объяснишь мне, что делала на вокзале во время бомбежки. Договорились? Подумай хорошенько, что мне сказать. Смотри, как тебе повезло. Ну-ка подними руки. Сейчас вытру тебя и перебинтую ребра. Через несколько недель они сами заживут. Будешь как новенькая.

Татьяна, по-прежнему не открывая глаз, отвернула лицо и снова закрыла руками грудь. Александр стянул с нее разрезанные брюки, оставив в одних трусиках, и вымыл ноги. Она съежилась и потеряла сознание, когда он дотронулся до места перелома. Он подождал, пока она придет в себя.

– Мне оторвало ногу? – простонала она, сквозь зубы. – У тебя нет ничего, чтобы снять боль?

– Только водка.

– Я не слишком большая любительница водки.

Когда он вытирал ей живот, Татьяна умоляюще прошептала:

– Пожалуйста… не смотри на меня. – Ее голос оборвался.

Его голос тоже дрожал.

– Все в порядке, Таточка, – уверял он и, нагнувшись, поцеловал верхушку мягкой груди, прижатой ее ладонью. – Все в порядке.

Он никак не мог оторваться от нее. Пришлось долго уговаривать себя, прежде чем выпрямиться.

– Я должен перевернуть тебя. Вымыть спину.

– Я сама перевернусь.

– Не трать силы.

Он тщательно, бережно обтер ей спину.

– Как я и говорил, ничего страшного. Много порезов стеклом. Это ребра болят.

– Что же мне надеть? – взмолилась она, уткнувшись лицом в простыню. – Это все, что у меня есть.

– Не волнуйся, завтра что-нибудь отыщем.

Он перебинтовывал ее сзади, чтобы голова не находилась всего в сантиметре от ее грудей, которые она продолжала закрывать ладонями. Ему до смерти хотелось прижаться губами к ее плечу. Но он сдержался.

Потом он уложил Татьяну поудобнее, прикрыл одеялом и крепко перебинтовал ногу, обложив предварительно палочками.

– Ну как? – улыбнулся он. – Правда ведь легче? А теперь держись.

Она едва сумела поднять руки к его шее.

Александр перенес ее на свою походную койку, и Татьяна еще несколько секунд обнимала его, прежде чем отстраниться. Он бережно укутал ее шерстяным одеялом.

– П-почему мне т-так холодно? – спросила она, стуча зубами. – Эт-то значит, что я ум-мираю?

– Нет, – заверил он, – все обойдется. Но нужно поскорее доставить тебя в город.

– Я не могу идти. Что же нам делать?

Легонько похлопав ее по ноге, он шепнул:

– Тата, главное, что мы вместе. Я обо всем позабочусь. Не волнуйся.

– Я и не волнуюсь, – едва улыбнулась Татьяна, пристально глядя на него в полумраке.

– Может, к завтрашнему дню починят дорогу. Всего три километра отсюда. Жаль, что у меня реквизировали грузовик. Но им он нужен больше. Нужно уходить на рассвете.

Он придвинулся чуть ближе:

– Где ты была до того, как решила побывать под огнем немцев?

– Рыла окопы, вдоль по берегу. Под огнем немцев. Они на другом берегу.

– Знаю. Завтра или послезавтра они переправятся на наш. Поэтому и нужно уйти засветло. Но пока не трогайся с места. – Он улыбнулся. – У меня есть примус. Сейчас наберу воды, умоюсь. И заварю тебе чай.

Он вынул из рюкзака бутылку водки и поднес к ее губам.

– Я не…

– Выпей, прошу. Ты вряд ли вынесешь боль. Водка хоть немного ее заглушит. Ты когда-нибудь что-то ломала?

– Руку, много лет назад, – пробормотала Татьяна и, передернувшись, выпила.

– Почему ты отрезала волосы? – допытывался он, поддерживая ее голову и глядя на нее сверху вниз. Какая невыносимая мука – быть так близко к ней!

– Не хотела, чтобы они мешали. Я тебе противна?

Она смотрела на него своими огромными беззащитными глазами.

– Нет, – прохрипел Александр.

Потребовалась вся его сила воли, чтобы не наклониться и не поцеловать ее. Пришлось поскорее убраться из палатки. Собраться с мыслями. Овладеть собой. Ее беспомощность и уязвимость заставили его дать волю так долго скрываемым чувствам, и теперь он оказался в их власти. Полностью. Окончательно.

Он отправился к ручью, вскипятил чай и вошел в палатку. Она полудремала-полубодрствовала. Что бы он не отдал сейчас за ампулу морфия!

– У меня есть шоколад. Хочешь кусочек?

Татьяна легла на здоровый бок и стала посасывать шоколад. Александр сидел на траве, подняв колени к подбородку.

– Хочешь отдохнуть?

Он покачал головой.

– Почему ты решилась на такое безумие, Таня?

– Хотела найти брата.

Она быстро глянула на него и отвела глаза.

– Но не лучше ли было вернуться в казармы и спросить меня?

– Я уже это сделала. Подумала, что, если бы ты знал что-нибудь, пришел бы и сказал. А ты…

– Прости, – выдохнул Александр и увидел, как круглое личико побелело. Она так пыталась быть храброй! – Таня, мне очень жаль, но Пашу послали в Новгород.

– О нет! – задохнулась Татьяна. – Пожалуйста, больше ничего не говори. Пожалуйста.

Ее трясло, и дрожь никак не унималась.

– Мне ужасно холодно, – пожаловалась она, кладя руку на его сапог. – Можешь напоить меня чаем, пока я не заснула.

Он придержал ее голову, а другой рукой поднес ко рту чашку.