Мурацан - Геворг Марзпетуни

Смеркалось. Конь князя выбился из сил, дорога шла в гору, но все же всадник погонял бедное животное, чтобы поскорее доехать до замка. Напрасный труд! У подножия горы он услышал звуки трубы. Это был сигнал к закрытию крепостных ворот.

– Проклятые! Нашли время закрывать ворота, – пробормотал князь и отпустил поводья. Животное, словно почуяв, что у хозяина иссякла энергия, замедлило шаг. В замке уже зажглись огни, когда князь приблизился к воротам, находившимся между двумя западными башнями. Сойдя с лошади, он подошел к наружной нише и, взяв лежащий там большой деревянный молот, три раза ударил им по доске, прикрепленной к стене.

– Кто там? – хриплым голосом крикнул караульный.

Князь молчал, не зная, как назвать себя.

– Кто стучит? – снова спросил караульный не без досады, высунув на этот раз из узкого окна башни голову.

– Царский гонец, – ответил князь.

– Царскому гонцу нечего делать в нашей крепости! – возмущенно воскликнул караульный. – Разве царь не знает, что Гардман принадлежит его старому владельцу? – И он скрылся в окне.

Князь был поражен. Он не ожидал, что гардманцы открыто объявят себя союзниками утикцев. Он знал, что в восстании Цлик-Амрама замешан Саак Севада и что его сын Давид – союзник Амрама. Но все же он рассчитывал, что начальник крепости Гардмана, назначенный царем, не изменит своему повелителю, которому он верно служил в течение долгих лет. Из слов караульного князю стало ясно, что вся область охвачена восстанием. «Что же теперь делать?» – подумал князь и решил прибегнуть к хитрости. Он снова взял молот и сильнее прежнего ударил по доске.

– Дружище! Видно, слуги твоего царя любят висеть на башнях! – резко крикнул сверху караульный и добавил: – Ты хочешь, чтобы я проткнул тебя стрелой?

– Глупец! Я испытывал тебя. Только такое животное, как ты, может служить незаконному царю.

– Кто ж ты такой? – спросил караульный более спокойно.

– Приближенный князя Амрама. Я привез важные вести князю Севада.

– А если это неправда?

– Чего ты боишься? Неужели вашу крепость может взять один человек?

– Подожди! Надо получить разрешение у начальника крепости. – Сказав это, караульный скрылся.

Через некоторое время на башне замерцал огонь. Это спускали зажженный факел, чтобы проверить, нет ли людей перед крепостью. Убедившись, что внизу только один всадник, стражи открыли ворота и, увидев князя, а не простого воина, оказали ему подобающие почести. Затем попросили его представиться начальнику крепости. Князю только этого и нужно было. Стражи проводили его к одной из ближайших башен, в верхнем этаже которой его ждал начальник крепости. Пройдя через низкую дверь, князь стал подниматься по узкой винтовой лестнице. Идущий впереди воин остановился и попросил князя сдать ему меч. Тот подчинился и, передав воину меч и щит, направился к начальнику крепости. Это был высокий мужчина с добродушным лицом и глазами, которые светились умом. Стоя посреди маленькой сводчатой комнаты, он ждал таинственного гостя. Завидев князя, он поспешил к нему навстречу и воскликнул:

– Князь Геворг, это ты? Какой ветер занес тебя сюда?

Они обнялись и расцеловались. Такой радушный прием показал князю, что сепух Ваграм не заодно с восставшими. Он знаками указал на стража, стоявшего за дверью, и попросил удалить его.

– Кто там? – крикнул начальник, направляясь к двери.

– Я, господин, – ответил воин.

– Положи сюда меч и щит князя и иди вниз.

Воин исполнил приказание.

Когда они остались одни, Ваграм сказал:

– Я догадался, что к нам в крепость прибыл посланец государя. Караульные доложили, что ты сперва назвал себя царским гонцом, а затем приближенным Цлик-Амрама. Сначала я смутился, но потом понял, что приехал один из наших союзников. Ну, теперь скажи, откуда ты и зачем пожаловал? Почему один? Где твои телохранители? Какие вести от государя? Есть ли надежда на егеров 12 12 Егеры – жители Егерии, области, примыкавшей к Армении с севера. или надо объявить набор войска в Востане?

Ваграм забросал князя вопросами. Было видно, что князь Марзпетуни для него – авторитетное лицо. Князь не торопился отвечать. Опустившись на единственную в комнате деревянную скамью, он предложил начальнику занять место на подоконнике.

– Ты еще молод, Ваграм, а я уже прожил свое. Долгий путь меня утомил, дай сначала прийти в себя, – сказал Марзпетуни.

– Ах, прости меня, князь, я так обрадовался при виде тебя, что забыл обязанности хозяина и даже не предложил сесть. Прости. Но зачем нам оставаться здесь? Сделай милость, пойдем ко мне домой. Там ты отдохнешь, и мы спокойно поговорим.

Начальник поднялся и жестом пригласил князя следовать за собой, но князь не двинулся.

– Ваграм, – сказал он, – меня не должны видеть в твоем доме. Я хочу кое-что узнать у тебя и в свою очередь сообщить тебе кое-что. После этого пойду к князю Севада. Сейчас не до обычаев гостеприимства.

Князь Марзпетуни устремил взгляд на начальника и, многозначительно оглядев его с головы до ног, спросил:

– Князь Ваграм, можно ли на тебя положиться так, как мы когда-то полагались на сепуха Ваграма?

– Благодарю за откровенный вопрос, князь. Мы живем в такое суровое время, что князь Марзпетуни вправе спросить, способен сепух Ваграм стать предателем, особенно теперь, когда он служит под знаменем мятежников. Но поверь мне, ни годы, ни обстоятельства не изменили меня. Я был верноподданным государя и остаюсь его слугою. Интересы царя требуют, чтобы я был в стане мятежников. Я не мог поступить иначе.

– Я тебя не понимаю.

– Когда прошел слух, что Цлик-Амрам поднял знамя восстания, князь Севада решил воспользоваться этим и осуществить давно задуманный план. Он позвал к себе гардманскую знать и старейшин народа. Был приглашен и я. Князь произнес перед нами такую речь, что гардманцы обезумели.

– Что же он говорил?

Я не помню всего, но постараюсь рассказать, что могу. Знать Гардмана собралась на террасе замка, а народ во дворе. Двое слуг вывели под руки князя Севада, двое других – князя Григора. Тяжелое впечатление произвело на нас появление слепых отца и сына. Не успел князь Севада открыть уста, как в толпе раздались проклятия по адресу царя. Князь подошел к перилам, оперся о свой посох и сказал следующее:

«Князья и народ! Вы видите сами, что могущественный Севада, гордость гардманцев и гроза врагов, ослепленный коварным зятем, может выйти к вам только с помощью слуг. Не желал бы я, чтобы последний из моих подданных подвергся такому увечью, которое нанесла старику отцу и его юному сыну родственная рука. О, тяжкое горе! Вы видите Гардман, его небо и солнце, горы и долины, весну и цветы. Я лишен этого… Но не в этом беда. Я не могу заботиться о своем народе, исцелять его печали, посещать больных, осушать слезы вдов и сирот, освобождать пленных. Севада зависит от милости своих слуг, Если они не захотят, о гардманцы, я не смогу даже согреть лучами солнца свое холодеющее тело… Мой дом, который был когда-то источником жизни, превратился в жилище слепых сов. Но вы, храбрецы Гардмана, вы, у которых зрячие глаза, сильные руки, железное здоровье, как вы можете переносить позор, который нанес вам Ашот Железный, ослепив вашего отца и предводителя, отняв у вас вашу свободу? Народ Гардмана! – воскликнул он. – Я возвысил твое имя победами, а ты унизил его своей рабской покорностью. Если у тебя не хватает сил сбросить с себя это позорное иго, то имей хотя бы мужество пронзить мое сердце мечом, чтобы горести Саака Севада исчезли вместе с ним из этого мира, чтоб твои дети не слышали его ропота и не прокляли тебя…»