Селеста Брэдли - Любовь меняет все

Поскольку Маргарет было не больше двух лет, когда умерла ее мать, едва ли она что-либо помнила, но Дейдре ни за что не стала бы говорить об этом девочке. Сама Дейдре хранила в памяти множество обрывочных воспоминаний о своей матери: улыбка, запах, поцелуй в лоб. И каждое такое воспоминание хранилось ею как бесценное сокровище. Время от времени она извлекала одно из них из памяти и терла, терла, очищая от патины, пока оно не начинало сверкать, как новенькое.

– Твоя мать была очень красивой, – нейтральным тоном произнесла Дейдре. – Я видела ее однажды.

Девочка устремила на нее голодный взгляд.

– Вы ее видели? – в этом вопросе было неподдельное изумление, словно вплоть до этого момента Маргарет не вполне была уверена в том, что ее мать действительно существовала.

Или, возможно, ненастоящей была не мать Маргарет, а сама Дейдре.

Дейдре осторожно подвинулась ближе к девочке, механически переставляя серебряные щетки на туалетном столике.

– Мне тогда было всего шестнадцать. Я гуляла в Гайд-парке. Погода была чудесная, и все старались выйти из дома и насладиться погожим деньком. Леди Тесса позволила мне приехать на несколько дней в Лондон, и мы с гувернанткой не смогли усидеть дома.

Мы прогуливались по дорожке, когда я увидела леди Брукхейвен в открытом экипаже с… – с ее любовником, тем самым, с которым она сбежала всего через несколько дней, – с подругой. Она улыбнулась мне, когда проезжала мимо. Она кивнула, словно королева. Я помню, что подумала, что она самая красивая леди в обществе. Такая молодая и красивая, и у нее есть все, о чем может мечтать женщина: прекрасный муж, замечательное поместье…

– И я.

– И прелестная дочка, хотя, имей в виду, в то время я не знала о тебе. – У нее было все, о чем может мечтать женщина, и эта дурочка отказалась от всего, что имела, ради актера! То, что она ради него бросила свою единственную дочь, в итоге это спасло Маргарет жизнь, не добавило Дейдре уважения к Мелинде. Даже Тесса не дошла до такой низости!

Дейдре скользнула взглядом по немытым волосам девочки, после чего вернулась к перекладыванию щеток.

– И какие волосы! Ну, мне не зачем все это тебе рассказывать, ты и так ее прекрасно помнишь. Они были черные, как ночь, а на солнце отливали в синеву.

Дейдре вздохнула в неподдельном восхищении.

– Я помню, что тогда подумала: будь у меня такие волосы, я за ними тщательно ухаживала бы: мыла, расчесывала.

Маргарет довольно долго молчала, угрюмо глядя на ободранные носки ботинок.

– С волосами у вас все в порядке.

Дейдре чуть заметно улыбнулась.

– Спасибо, ты очень добра. У тебя тоже в этом смысле будет все в порядке… когда-нибудь.

Маргарет пробурчала что-то неопределенное, слезла со стула и направилась к двери. У двери она обернулась.

– Я думаю, что нет ничего страшного в том, чтобы вы пожили в маминой комнате, раз вы ее знали.

Дейдре поймала себя на том, что гнев отошел на второе место, уступив сочувствию, Мегги. Если судить по тому, как Брукхейвен относился к дочери, то он едва ли был чем-то лучше Мелинды. И за свое пренебрежительное отношение к собственному ребенку он должен ответить.

И для этого необходимо было кое-что предпринять. Например, написать нотариусам из конторы Стикли и Вулфа о том, что ей все же понадобится наследство в ближайшее время.

Но вначале…

– Леди Маргарет?

Чумазая девочка оглянулась.

– Что вам еще надо?

Дейдре улыбнулась. У ребенка были отвратительные манеры. Хуже не бывает.

– Ты ведь на самом деле не хочешь, чтобы я была твоей мамой, верно?

Маргарет скрестила на груди тонкие руки.

– Даже и пытаться не стоит: все равно ни черта не выйдет.

Дейдре кивнула.

– Я и не собираюсь. Хотя мне хочется посещать балы и праздники. И новые наряды мне тоже хочется иметь.

Дейдре уселась на обитую белоснежным шелком кушетку и похлопала ладонью по сиденью рядом с собой.

– Посидите со мной немного, миледи. У меня есть к вам предложение.

В спальне Колдера Аргал, его личный слуга, был готов приступить к подготовке своего господина к первой брачной ночи. На умывальнике уже стояли два таза с горячей, исходящей паром, водой для бритья. На спинке стула висел лучший шелковый халат Колдера, а на туалетном столике ждал своего часа единственный одеколон, которым Колдер пользовался: специально для него изготовленная парфюмерная вода с едва уловимыми нотками сандалового дерева.

– Позвольте еще раз вас поздравить, милорд. Какой волнительный день для всех нас, – просияв, произнес слуга. Где же он был, когда произошла эта безобразная сцена в вестибюле? Уж лучше бы он молчал.

Колдер взглянул на сияющие металлические инструменты для бритья и поймал себя на мысли, что, возможно, острые предметы следует держать подальше от его новой жены. Она была далеко не в лучшем расположении духа, да и сам Колдер не был в восторге ни от сложившейся ситуации, ни от молодой жены, и браться за… Как бы это сказать поделикатнее? За исполнение супружеских обязанностей? Одним словом, время для такого рода занятий было явно не самое подходящее.

Колдер прочистил горло.

– Леди Брукхейвен не ожидает меня сегодня вечером. – Или ожидает? Готова ли она с холодным безразличием пройти через это сегодня же? Вообще-то, она дала брачные клятвы и тем самым на это согласилась. И он имеет полное право потребовать от нее, скажем так, исполнения практически любого своего желания.

Колдер представил себе златовласую обнаженную красавицу, стоящую перед ним на коленях и, опустив голову, ждущую его приказаний.

И он сам себе стал противен. Ни один здравомыслящий мужчина никогда не стал бы принуждать к близости женщину, тем более свою жену-аристократку.

Хотя ей могло бы это понравиться.

Колдер задумчиво уставился на дверь в соседнюю комнату. Он не знал, как поступить. Он женился на незнакомке в первый раз, затем снова женился на незнакомке, и…

И тогда, и сейчас планы его сильно расходились с действительностью.

Мелинда, хотя всем своим видом давала ему понять, что ничего не имеет против близости, тихо заплакала, после того как он консумировал их союз. Колдер был с ней нежен, предельно внимателен и потому точно знал, что если и причинил ей боль, то совсем чуть-чуть. Он подумал тогда, что слезы вызваны девичьим страхом, и про себя сказал пару ласковых слов в адрес ее матери, которая так плохо подготовила дочь. Судя по всему, Мелинда никогда не испытывала особого удовольствия от близости, но никогда не отказывала ему. До той самой ночи, когда сбежала от него. Вплоть до этого самого момента Колдер и не предполагал, что она настолько сильно его презирает. На протяжении нескольких месяцев после рождения Мегги Мелинда выглядела несчастной и бледной, но Колдер не придал этому особого значения, посчитав, что перепады настроения – нормальное явление для недавно родившей женщины.