Симона Вилар - Ловушка для орла

– Ты сама молила меня об этом! – резко перебил ее Дэвид.

– Не смей так говорить, лжец!

Но он уже не мог остановиться:

– Да, ты сама просила меня, Мойра! О, как ты просила!.. Я лежал подле тебя, а ты, пылающая и шальная, изгибалась подо мной, обнимала и умоляла… А я все же живой человек, я мужчина… который лежал рядом с ласкающейся к нему жаркой красавицей! Тут и святой бы не сдержался. Знаешь, о чем ты просила? Я сразу понял, какие игры были у тебя со стариной Гектором… Поцелуй меня там, раскрой мой цветок…

– Замолчи! – вспыхнула Мойра и отшатнулась.

Они оба умолкли. Дэвид сидел, опустив голову, а Мойра дрожала от негодования.

Лишь через время Дэвид глухо произнес:

– Бедная моя Мойра! Что же мне теперь с тобой делать?

Его слова будто хлестнули ее кнутом:

– Что делать? А я ведь почти уверилась, что ты лучше всех на свете! А ты… ты змей! Ты чудовище!

Она разрыдалась. Дэвид хотел ее успокоить, но она ударила его по протянутой руке.

– Ненавижу тебя! Ты прошел по моей жизни как проказа! Кому я теперь нужна? Как с этим можно жить? О, лучше бы ты и впрямь отдал меня тем заразным на острове. Это было бы честнее, чем добиться моего доверия, моей привязанности… и отшвырнуть прочь!..

Ее плечи вздрагивали, она опустила голову, и упавшие на лицо волосы закрыли заплаканные глаза. Дэвид почувствовал невероятное желание приголубить ее, обнять… А еще ему хотелось целовать ее, сильно и ненасытно, хотелось придавить к земле и брать, уходя в нее, как в вечность… Дэвид чувствовал, что изнемогает. Это было сильнее него, сильнее любых разумных доводов. Он вздохнул, чувствуя, как его переполняет оглушающее желание взять эту женщину. Женщину, которая носит его ребенка… так уж получилось.

И он сказал каким-то странно мягким голосом:

– Не ожидал, что мое семя столь быстро зародит в тебе дитя. Но так ведь бывает, когда мужчина и женщина охвачены пылом страсти. А знаешь, это ведь даже чудесно! Чудесно, что у нас сразу получилось зачать новую жизнь. Это же знак, это дар Божий! Я хочу, чтобы у нас был сын! Я очень этого хочу… Мойра моя… Это же счастье!

Мойра сквозь всхлипывания слышала его слова, но, казалось, опасалась в них верить. Однако, когда Дэвид обнял ее и притянул к себе, она не стала сопротивляться. Она вдруг сразу ослабела, перестала всхлипывать и лишь прерывисто дышала.

Он обнимал ее нежно и мягко, но она слышала его дыхание – тяжелое, глубокое. Ей внезапно стало так хорошо в его руках! Если он и впрямь любит ее, если рад тому, что у них будет ребенок… Ее сердце дрогнуло и затрепетало, как осиновый лист. А кожа даже в тепле его рук вдруг покрылась мурашками.

Все еще не поворачиваясь, она прошептала:

– Не играй мною, Дэвид. Я так беззащитна перед тобой…

– Успокойся, милая, – прошептал он ей в волосы. – И ты не беззащитна. Ты даже не знаешь, какая у тебя власть надо мной. Я думаю о тебе днем и ночью. Порой мне кажется, что я ни о чем другом не могу думать, кроме как о тебе. И я стану твоим защитником, моя фейри! Клянусь в том тебе своей христианской верой и Господом нашим Иисусом! О, ничего я так сильно не желаю, как оберегать тебя… тебя и наше дитя. Ты моя женщина, Мойра. Теперь только моя!

Она почувствовала, как он легко коснулся ее шеи, там, где ее не закрывали заколотые на затылке волосы. Сначала Мойра решила, что он касается ее кончиками пальцев, гладкими и неторопливыми. Но потом она ощутила его дыхание – точно ветерок холодил кожу. И поняла, что он приник к ней губами, нежно, мягко. Мойра только и могла, что сидеть неподвижно, полная ощущений, которые волновали ее до самого сердца. А сердце, еще недавно сжимавшееся от душевной боли, сейчас словно начало плавиться. Когда же Дэвид ласково взял в руки ее грудь… Мойре показалось, что он саму ее душу держал в ладонях.

Доверившись его рукам, она уже будто бы и не принадлежала себе и, покачиваясь, позволяла Дэвиду ласкать ее. О, она не хотела, чтобы что-нибудь из того, что он делал, прекратилось! Ей нравилось ощущать, как от его прикосновений к ее груди и бедрам откуда-то из глубин ее естества поднялось сладкое томление, какое расслабило и согрело ее, а потом даже опалило, когда кровь заструилась по жилам, словно огонь. Мойра узнавала это пробуждающееся волнение… Когда-то с Гектором Роем, когда вождь стал нетороплив и ласков с ней… Но к дьяволу Гектора Роя! Она не желала вспоминать его! Она была в объятиях того мужчины, к которому ее так тянуло, который забыл ради нее все… Который был готов любить и оберегать ее!

Его упоительные ласки, прикосновения, нежное поглаживание в самых потаенных местах. Она не сопротивлялась, а он был таким нежным, что у Мойры закружилась голова. Задыхаясь и пылая, она повернулась к нему и была оглушена силой и жадностью его поцелуя. Она покорилась полностью, она сама хотела его. И когда он мягко стал опрокидывать ее, лишь прошептала:

– Я хочу быть только твоей…

Она отдавалась ему легко и с удовольствием. Еще недавно она его ненавидела… теперь же принадлежала ему с пьянящим ощущением радости. Как он сумел так быстро покорить и приручить ее? А может, она уже давно была к этому готова?

Ее прошлый опыт соития с мужчинами не вызывал в ней удовольствия, теперь же, чувствуя в себе плоть Дэвида, Мойра была полна ощущений, о существовании которых и не подозревала. Ее веки отяжелели, она плыла в волнах наслаждения, обнимая его за плечи… такие крепкие и надежные плечи! О, переполнявшее ее счастье было настолько сильным, что хотелось кричать.

И она вскрикнула, когда уже не могла сдерживаться. Он же задвигался быстрее и ритмичнее, целовал ее и задыхался, а потом замер и, приподнявшись на локтях, застонал сквозь стиснутые зубы.

Все. Они исчезли, чтобы снова прийти в себя на зеленом склоне, под лучами солнца, среди ароматов вереска и гудения пчел.

Дэвид шептал Мойре ласковые слова, говорил, как хотел ее, как она мила ему, какая она чудесная и желанная. Говорил, что с ума сходил по ней. Как же сладко было слушать его!

– А я опасалась тебя, – тихо ответила Мойра, пряча лицо у него на груди. – Я никогда никого не боялась… Но ты…

– Этого страха больше не будет, Мойра. Ты под защитой.

И она ему верила. Это было такое счастье – лежать в его объятиях и наслаждаться ощущением покоя и защищенности в его сильных руках. Ее зеленоглазый Хат… Ее Дэвид.

Вечером у костра Мойра сидела в обнимку с Дэвидом, и ей не было дела, что подумают глазеющие на них Мак-Ихе. Она вся светилась гордостью и беспокойным счастьем, не обращая внимания на окружающих. Даже когда юный Хемиш вдруг швырнул в огонь одну из принесенных вязанок хвороста, отчего во все стороны полетели искры, а потом кинулся прочь, выкрикивая какие-то ругательства, Мойра только рассмеялась. Окружающие тоже приняли выходку Хемиша за его обычные проделки, лишь кто-то сказал Ангусу, чтобы тот скорее женил сына, дабы любящая женщина успокоила горячую кровь юноши.