Александр Прозоров - Любовь литовской княжны

Ордынское подворье находилось почти сразу за Фроловскими воротами, по правую руку. Тын из бревен в ногу толщиной отгораживал от посторонних глаз хоромы в три жилья высотой, две конюшни да три амбара для разного добра: отдельно для рухляди, отдельно для хлеба, отдельно для прочих припасов. Здесь обитали ордынские стряпчие, присланные на Русь по той или иной надобности, татарские купцы, обычные путники и, понятно, приезжающие в Москву знатные посланники. От причалов до ворот двора было от силы три сотни шагов, если не менее – но тут дело заключалось не в расстоянии, а в достоинстве. Не должен знатный мурза ходить по улице пешком! Хоть сто верст, хоть сто шагов – но путешествовать надлежало верхом.

Продолжая размышлять над поведением московского князя, посол степенно проехал по мосту, не глядя на отвернувшихся стражников, по толстому тесу настила, положенного внутри крепости поверх земли, миновал широко распахнутые створки подворья. Натянул поводья и пригладил свою любовно вычесанную бороду, думая над ответными действиями.

Итак, первую схватку великий князь Дмитрий у него выиграл! Встречать ордынского посла не вышел – давая знать, что готов к продолжению войны. Выходит, клятву верности или дань просить у него бесполезно. Все равно получить не удастся – токмо опозоришься многими прямыми отказами. Если невозможно истребовать большого – значит, придется добиваться малого.

Посол уже понял, что первыми русские не поклонятся. И чем дольше мурза станет ждать их посыльного – тем глупее будет выглядеть, когда в конце концов придется переступить через свою гордость. Посему правильнее всего начать игру первым, выдавая вынужденную уступку за простую торопливость.

– Скачи в княжеский дворец, воин! – повернулся ко встретившему его слуге мурза Карач. – Скажи, в столицу великого князя Дмитрия Ивановича прибыл мурза великого и непобедимого царя Тохтамыша, каковой желает скорейше его видеть! Хотя нет, постой… – Татарин немного поколебался, размышляя. Спешился, бросил поводья кому-то из дворни, отер подбородок, но решил ничего более к своему посланию не добавлять. Хлопнул скакуна по крупу и кивнул: – Скачи!

Мурза Карач усмехнулся, пригладил бороду: пусть теперь у русских голова болит – как проявить учтивость к знатному, но враждебному гостю, не уронив при том своей княжеской чести.

– Баню, пирогов, хмельного меда и квасу в парную! – распорядился мурза в сторону суетящихся слуг и устало потянулся.

Он знал, как хорошо умеют отдыхать русские, и раз уж его занесло в сии северные чащобы – мурза намеревался в полной мере получить все возможные удовольствия!

Расчет бывалого дипломата оказался точен.

Московский князь достаточно ясно показал, что готов продолжать войну до победного конца – однако до прямой грубости не унизился и даже прислал к ордынскому послу слугу, каковой побеспокоился от имени Дмитрия Ивановича насчет здоровья гостя после долгого пути, пожелал ему хорошо отдохнуть, а также передал бочонок хмельного меда и крупного, целиком запеченного оленя от княжеского стола мурзе Карачу – угоститься с дороги.

Посол в тот же день отдарился большим коробом сладкого полупрозрачного персидского баслюка и рассыпчатой бухарской халвы – сластями, для Руси редкостными, привозными.

После чего говорить об унижениях, причиненных русским князем ордынским гостям, стало бессмысленно. Какие обиды, коли правитель и посол подарками обмениваются, здоровьем беспокоятся и уважительные послания друг другу посылают?

Может статься, именно поэтому великий князь не стал мурыжить татар долгим безвестным ожиданием – и уже пятнадцатого ноября мурза Карач, облаченный в драгоценный халат, крытый изумрудным шелком и опушенный соболем, а также в синюю чалму, украшенную страусиным пером и усыпанную крупными самоцветами, вошел по цветастым персидским коврам в просторную посольскую палату великокняжеского дворца, щедро залитую солнечным светом, что струился сквозь большие слюдяные окна.

Дмитрий Иванович, великий князь московский, выглядел совсем молодо, не больше тридцати лет на вид. Широкое лицо с мягкими чертами, синие глаза, черная борода, расчесанная на два хвоста с заплетенными на кончиках косичками. Волосы прятались под остроконечной войлочной шапкой, сплошь состоящей из золотого шитья, на широких плечах лежала пурпурная мантия, из-под которой выглядывала коричневая бархатная ферязь. Великий князь восседал на резном троне из красной вишни, поднятом на пьедестал из трех ступеней, и явно не собирался спускаться ордынскому послу навстречу.

Мурза остановился в нескольких шагах перед московским правителем, с усмешкой скользнул взглядом по богатой княжеской свите, стоящей по сторонам и чуть позади трона: угрюмые бородачи в плащах и с мечами на поясе напряглись, словно бы намеревались вступить в битву с тремя безоружными татарами! Мурза Карач улыбнулся, сделал еще шаг, приложил ладонь к своему сердцу и чуть склонил голову.

– Мой повелитель, храбрый и непобедимый царь Тохтамыш прислал меня к тебе, великий князь, дабы поведать о великой горести, – негромко начал посол тщательно продуманную речь. – Больше века, со времен великого царя Батыя, внука Солнца, между нашими державами не случалось ни войн, ни ссор, ни разногласий. Несокрушимые нукеры великой Орды всегда с готовностью приходили на помощь русским князьям, защищая ваши земли от нападения врагов или поддерживая законных правителей супротив бунтовщиков и изменников. Мы испокон веков помогали вам, вы помогали нам. И чем крепче была наша дружба, тем острее стала обида моего царя, когда он услышал о том, как ты, великий князь Московский, внезапно ворвался в земли Волжской Орды и отторг под свою руку Булгарский улус, убив при том множество татарских воинов и вывезя в Москву все тамошние пушки!

– Мне непонятна обида твоего господина, мурза Карач, – опустив руки на подлокотники, вскинул подбородок князь Дмитрий. – Ведь когда я вторгся в волжские пределы, он еще не носил царского титула. Ордою правили люди, каковых Тохтамыш самолично называл самозванцами! Посему своим миролюбивым походом я всего лишь избавил Булгарский улус от беззаконной власти, даровав дружескому булгарскому народу свое покровительство и защиту.

Многоопытный дипломат даже улыбнулся от восхищения, услышав столь изящную, совершенно безупречную отговорку!

Разумеется, все отлично понимали, что в словах московского правителя ложью является все, от первого до последнего слова! Великого князя ничуть не беспокоили ни покой булгарского народа, ни законность правления ордынских царей. Князь Дмитрий просто ощутил в себе достаточно сил, чтобы разгромить Орду – а потому взял меч и оттяпал себе столько чужих владений, на сколько хватило желания. И тем не менее придраться к его ответу было невозможно. Дмитрий воевал ровно с теми же самозванцами, с каковыми сражался и сам Тохтамыш. Так какие в сих обстоятельствах могут быть попреки?!