Микола Адам - Здравствуй, Даша!

– Проходи, – подтолкнула Павловская Дашу, застывшую в проходе. Ее удивило, хоть и не сильно, свободное распитие спиртного. Да она и подумать не могла, что девочки, занимающиеся танцами, способны так ловко употреблять алкоголь, а Алевтина даже курила, стряхивая пепел длинной сигареты в пустой пластиковый стаканчик.

– Не тушуйся, – выдыхая дым колечками, сказала Аля, обращаясь к Даше. – Как видишь, мы не ангелы. Впрочем, как и ты. Смело, – обратила внимание на прикид гостьи. – Я думала, Танька сочиняет. А ты оказалась настоящей. Проходи, не стесняйся. Здесь все свои.

Даша нерешительно вошла в кабинет, села на предложенный Павловской стул. Таня примостилась рядом, чтобы Даша почувствовала, что девочки ей не враги.

– Что пить будешь? – спросила Аля.

– Не знаю, – Даша пожала плечами. – Я еще никогда…

– Все бывает когда-нибудь в первый раз, – изрекла Руслана Михайловская – высокая худощавая блондинка – разливая по стаканчикам вино.

– Пей, – протянула стаканчик Даше Аля Мороз, – за смелость.

Даша взяла стаканчик обеими руками, взглянула в его содержимое и начала пить быстрыми маленькими глотками, не отрываясь, пока не выпила все.

– Сигаретку? – предложила Аля.

Даша согласно кивнула, затянулась неумело, закашлялась.

– Подожди, – остановила подругу Павловская, потому что Даша готова была заплакать, то ли от попавшего в легкие дыма, то ли от смеха девчонок, которым стала смешна неопытность гостьи, – я покажу. Смотри, – взяла она сигарету, – произносишь фразу «Ой, мама» и одновременно вдыхаешь. Пробуй.

Даша сделала, как показала Павловская. Глаза ее увлажнились, пол поплыл. Казалось, она находилась на борту какой-нибудь яхты, покачивающейся на волнах. Тело обмякло, стало хорошо и приятно. Потом глаза вдруг загорелись, откуда-то появились бодрость в припрыжку с весельем, и Даша почувствовала, что знает девчонок в кабинете методистов сто лет.

– Ну как? – поинтересовалась состоянием подруги Павловская.

– Клёво! – показала Даша большой палец, поднятый вверх, и затянулась еще. – А что празднуем? – решила спросить.

– Рождение нового человека, – ответила Юля Пересильд – жгучая брюнетка с короткой стрижкой, невероятно пластична и обаятельна.

– А кто родился-то? – не поняла Даша.

– Ты, – прозвучал ответ.

– Да ну вас, – застеснялась Даша. – Гоните наверно.

– Кто гонит? – возразила Аля Мороз. – Гонит дед Андрей сэм в Потейках.

– Ну, спасибо тогда, – не нашла чего ответить другого Даша. – А как вы тут… Директриса не заругает? – показала руками на стол с алкоголем.

– Не волновайся, – заверила Юля Пересильд. – У нас все чики-пуки.

– Когда дежурит Николай Михайлович, – сказала Руслана Михайловская, – директриса спит спокойно и никогда его не проверяет.

– А кто такой Николай Михайлович? – не поняла Даша.

– О, Николай Михайлович, – подмигнула гостье Юля Пересильд, – это Николай Михайлович. Одним словом, лапочка.

– Бусечка, – поддержала Аля Мороз.

– Мировой чел, – дополнила Руслана Михайловская.

– Наш новый режиссер, – более доходчиво объяснила Павловская. – Молодой, сравнительно, жутко умный, но офигенно обаятельный. И так нас понимает…

– Так понимает, – поддакнула Юля Пересильд, – что разрешает некоторые непредусмотренные, несанкционированные…

– Язык не сломай, – перебила подругу Руслана.

– Короче, с ним можно все, – поставила точку Аля Мороз, – и с ним, как за каменной стеной. Никогда не сдаст и не сделает больно. Просто отвал башки.

– А разве еще есть такие? – не поверила Даша.

– Попадаются, как видишь, – сказала Руслана.

– Повезет же кому-то, – предположила Павловская.

– Главное, чтобы на стерву не нарвался, – заметила Юля Пересильд.

– Ладно, давайте выпьем, – предложила Аля Мороз. – Кто там за бармена?… За смелых и настоящих!

Дружно выпили.

Даша вдруг начала задыхаться. Воздуха не хватало катастрофически. Ноги подкашивались, как соломенные. В глазах потемнело и ярко вспыхивала и гасла в них лампочка. Стаканчик с вином выпал из рук, хорошо, что не на пол – не забрызгал ковер, окровавил лишь стол с несколькими бумагами на нем. Тошнотворный ком подползал к горлу. Нужно было на улицу. Срочно. Откуда-то взялись силы, и Даша рванула с места, помогая руками, ища опоры в стенах, вон из здания. На лестнице чуть не подвернула ногу, неудачно оступившись. Скатилась бы вниз кубарем, если б руки не уцепились за перила. Вынужденная несколько-секундная задержка спровоцировала застрявший в горле ком к действию. Он неудержимо подкатывал, желая низвергнуться, избавиться из темницы, как лава из кипящего вулкана. Зажав рот ладонью, Даша, пошатываясь, на почти негнущихся ногах, вырвалась из Дома культуры на воздух, точно дым из печной трубы, врезалась головой в живот стоящего на ее пути Хвалея, решившего покурить после выпитых нескольких больших глотков пива, вцепилась, как клещами, в его руки, чтобы не упасть. Тут же ее вывернуло наизнанку прямо на ноги Хвалея, обувшего совсем новые, ни разу не одеванные берцы.

– Белая! Тварь! – заорал Хвалей как резанный, до слез почти от обиды за себя. – Уберите ее от меня! Ты чё творишь, чучело?! – бил девочку по рукам тыльными сторонами ладоней и по голове, пытаясь избавиться от повисшей на нем, будто на столбе, одноклассницы.

– Не трогай ее! – налетела коршуном Павловская, поспешившая на помощь подруге.

Окружающие выстроились кольцом, наблюдая за происходящим, но не вмешиваясь. Кто-то злорадно посмеивался, кто-то любопытно всматривался, кто-то выкрикивал пошлые замечания.

– Отвали от меня! – еще раз ударил по голове Хвалей Дашу, и та отпустила руки, упала на четвереньки, задыхаясь в рвотных позывах. – Убью, суку! – занес ногу для удара в живот.

Желание Хвалея поквитаться за испорченные обувь и нижние штанины, за прилюдное унижение девчонкой его, мужчины, хоть и не совсем мужчины, вполне понятно. Но нельзя же бить лежачих, тем более девочку, которая гораздо слабее, а в данной ситуации абсолютно беспомощна. И, тем не менее, никто не спешил Хвалея остановить, кроме Павловской, которую Хвалей отшвырнул от себя, как котенка. И взрослым, так называемым наблюдателям, было недосуг. Они тоже где-то по своему развлекались.

– Николай Михайлович! – завизжала Павловская, не то от боли, не то от отчаяния.

И он появился. Перехватил занесенную ногу Хвалея, подсек опорную его же и, рванув на себя, отпустил. Хвалей шмякнулся мягким местом прямо туда, куда вырвало Дашу, ничего при этом не расплескав.

– Блина! – проревел, отказываясь верить в произошедшее. А на глаза наворачивались предательские слезы. Те же, кто, затаив дыхание, еще несколько мгновений назад болели за него, теперь над ним смеялись.