Алексей Губарев - По зарубкам Золотого демона

Уже на пятом году падший ангел обращает внимание на типичную городскую особу, вихляющую впереди него задом на пути к проходной и волокущую на второй степени сколиоза пятикилограммовый ридикюль, набитый всякой провинциальной дрянью. Вскоре он обзаводится семьей и на шестом и седьмом годах являет свету наследников, а в его суставы мертвой хваткой вцепляется артроз.

После такой выходки довольно постаревший почтальон вынужденно подает в отставку, так как уже не в состоянии справиться с возобновившимся грузооборотом картофеля и телеграмм.

На двадцать пятом первый раз в кругу семьи справляется третий по счету юбилей и выпадает последний коренной зуб, который заменяется очередным протезом. По выходным на дачном участке беглеца агрария донимает жадная тёща, каждый вечер в будни не в меру располневшая жена и бестолковые дети, ночами предателя мучает язва.

А спустя ещё годик оступившееся дитя, наконец, заселяется в собственное жилище на самой дальней окраине, окна которой бьют на гаражи и свалку и беднягу поражает ревматизм. Брызги этих радостных событий несколько омрачает уход в мир иной стариков, последующее отсутствие картофеля, лука, сушеных душистых трав, и продажа родового гнезда за бесценок. Эпохальным событием на двадцать девятом году становятся: непосильная ипотека, поклявшаяся оказать посильную помощь в отделении быстро повзрослевшего старшенького и одновременно укокошить безвылазно задолжавшего хозяина; жесточайшая одышка; признаки сахарного диабета и первый инфаркт. Добивает рано состарившегося ходока из деревни в город небывалый разгул экономического кризиса, сокращение рабочих мест в обанкротившемся заводе, бегство директора на Багамы и докучливые ночные звонки беспардонных коллекторских агентов. Сердце едва адаптировавшегося селянина к городской среде не выдерживает и лопается. Несколько подобий усопшему, являющие собой также очередников на прощальную панихиду, нервно ждущих развязки печального обряда в недорогой столовой, провожая родственную душу в последний путь, конечно, не скажут над посиневшим горожаниным: – Лежит как живой, улыбается. Подобное приглашённые на поминки сочтут нетактичным и довольно пресным. Но среди провожающих покойного всегда найдется острослов, который подберёт нужные фразы, чем надёжно запечатает определение «пресное блюдо», как восковые пробки запечатывают от трутней мёд в сотах.

К слову, припоминается один странный случай. Как-то во Владивостоке шла большая подпольная игра в секу с четырьмя джокерами. Так получилось, что один из участников дивертисмента был пойман, что говориться за руку. Так вот, этому парню крепко насолили, нашпиговав ему брюхо пятью пистолетными пулями.

А мой приятель ещё говорит, мол, жизнь блюдо пресное. Совсем нет. Скорее уж кислое или даже с горчинкой. Так то, дорогой мой товарищ.

Губарев Алексей Васильевич

Нешечка.

Глава 1.

Ни то ни сё Дальний Восток. Люблю я и не люблю этот край. Как-то серо здесь, скушно. Подолгу скушно. Виной тому, по всему, близость севера что ли. Верно все холодные районы таковы. Всякому поневоле приезжему сюда отдушиною короткое лето, красками напоминающее праздничный карнавал. Всё здесь так же скоро, как весна и так мимолётно, как и лето. И чувства здесь скоротечны – быстро возгораются и длятся недолго. Да и смерть в этих краях тиха и неприметна. Потому и историй нет. Скушно. Только вот время здесь тягучее, медленное, долгое как зима, хоть в этом и таится одна радость – пишется здесь хорошо. От этой тоски порой и укольнёт нечто в сознании – отчего это нет дуэлей теперь.

Иное дело Москва. Чего только не случалось в Первопрестольной. Одних утопленниц не перечесть. Судить по полицейским протоколам об этом непреложном столичном атрибуте, так очень даже возможно хронологию города составить. А всё, видно, из-за дурных нравов, шалости чувств, воспаленности сознания и болезности нерв. Хотя, как рассудить.

Как-то вот, не так далеко назад, в одном из столичных переулков случись крепко подгулявшему мужичку под утро обнаружить повешенную. Если бы девушке выброситься из этажа, порезать вены или отравиться, то ничего и не было бы. Московская публика к подобному привычна и оттого равнодушна. Мода на подобные сведения счет с жизнью нынче в самом разгаре. А вот раз удавился человек, причина должно быть тому весьма серьезная, к тому же если это оказалась узнаваемая многими певичка.

Что касаемо самого происшествия, так полицейскими достоверно указано на отсутствие какого бы то ни было насилия со стороны, что и медицинский осмотр тела погибшей подтвердил. Впрочем, об этом вы сами можете осведомиться в новостной периодике. Повешенная обнаружилась на крыльце одной из высоток указанного переулка и была в дорогой одежде. Удушение же произвелось посредством цветистого шелкового платка путем прикрепления оного узлом к перилам. Глаза погибшей противу правил не были выпучены или закрыты вовсе, а были открыты образом обычным прижизненному и как-бы взывали к помощи, что выказывало не совсем явное желание расстаться с жизнью и немой вопрос: – ну что ж это вы?

Нечаянному свидетелю представлялась картина, будто покойная случайно выронила смартфон и присела его поднять, но так и застыла в этой позе. Правая её рука прижимала к груди изящный ридикюль, а левая в бронзовом оттенке была откинута на колена и узкой ладонью повёрнута к небу. На асфальте покоился презентабельный гаджет от Питера Алойссона, что в обычности бывает подарком от богатого поклонника или же фаворита.

Могло бы показаться, что девушка решила несколько позабавиться, рассчитывая, что вот-вот покажется случайный, который выручит её, одёрнет от задуманного, отвернёт от нехорошего. Но случайного рядом не оказалось и девушка умерла.

Здесь, верно, надобно перейти к портрету погибшей. Девушка была певичка и выделялась необычностию красоты. Сразу отмечу, что породы любой заинтересованный в ней бы не наблюдал. Это не была красота присущая голубой крови, где изящно уложенная рука с нервно пульсирующей синей дорожкою под полупрозрачной кожей, горделивая осанка или поворот головы указывают на величие рода и благородство. Красота певички была провинциальной, простонародной, но броской и с изюминкой, что выгодно отличало её из светского круга. Девушка была довольно высокого росту и от того несколько нескладна. Из-под норкового берета на плечи ниспадали густые каштановые локоны. Брови вопреки моде не были выщипаны и заменены краскою. Напротив, две смоляные дуги как бы бросали вызов, впрочем, в их тонкости и изящности угадывалось особое внимание хозяйки этому предмету. Миндалевидный разрез глаз намекал на некоторую долю азиатской крови, а черные глаза, даже несколько помутнев теперь, притягивали взор. Даже мертвая она манила к себе какою-то влекущей загадкою, непрочитанностью холодной и вместе с тем очень женственной красоты. Кроме того у усопшей над верхнею губою несколько вправо была родинка, а где складка на левой щеке обозначалась ямка.