Array Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока

Весна вселяет в нас безумий череду,
Но это лучшее из всех времен в году.

Отраду и любовь весна тебе дает,
Как бы в залог своих улыбчивых щедрот!

В проснувшемся лесу щебечет птичий хор,
На зелени лугов — веселых песен спор,

Лужаек островки расхохотались вдруг:
То благодатный дождь все оросил вокруг!

Платье желтое надела — и очаровала нас,
И пленила, покорила множество сердец и глаз,

Словно солнце на закате, волоча по нивам пряным
Драгоценные покровы, что окрашены шафраном!

Красавице Хинд что-то не по душе густая моя седина:
Мою голову, как плотной чалмой, окутывает она.

О красавица Хинд, это вовсе не мне скоро так побелеть довелось,
Побелели пока лишь пряди одни, лишь пряди моих волос!

Любовь к тебе, о соседка, бессмысленною была,
От нее отвлекали другие помыслы и дела,—

И узнал я то, во что прежде молодой душой не проник, —
Поседел я, и седина мне подсказала, что я старик.

Созидающий замки зодчий, собирайся в далекий путь,
Человек, до богатств охочий, распроститься с ним не забудь!

Одинокие люди в доме тоски, ваши кельи невысоки,
И друг с другом не общаетесь вы, хоть друг к другу вы так близки!

Будто глиняные печати вас запятнали силой огня,
И ничья рука не взломает их, вплоть до самого Судного дня!

Сердце, ты на седину не сетуй, в ней обман, задуманный хитро:
Ведь нельзя платить такой монетой, бесполезно это серебро!

Я седого не хочу рассвета, страшен мне его угрюмый шаг:
Нет ему привета, нет ответа, враг ты мне, хоть светоносный враг!

Младость предала меня до срока, пегой сделалась волос река,
Вороненка пестрая сорока прогнала с крутого чердака!

Не видишь разве ты, что день принес нам чудеса?
Так не теряй его — открой для радости глаза.
Взгляни — вон виночерпий встал, стан — тоньше тростника.
И чашу, как невесты шлейф, несет его рука.
Та чаша — золотом горит, в ней — холод серебра.
Так наслаждайся, пей и пой с утра и до утра.
О боге помня, совершай хорошие дела,
А согрешил — ну что ж, пора покаяться пришла.
Любимая, солги, солги — мне дорога и ложь.
А оправданье, что лгала, всегда потом найдешь.
Любовь таится от меня, мне кажется она
Жемчужиной, что в бездне вод на дне погребена.
Ужели так ты и не дашь мне радости в любви?!
Ужели только лгут уста румяные твои?!
Взываю к богу я, чтоб он сомненья разрешил.
Прошу, молю, чтоб чудо он с тобою совершил.
И вновь смотрю в твои глаза, как на письмо глядят,
Когда сорвать с него печать боятся и хотят!

Тех, кто любит наслажденья,
Укорять нельзя, поверьте.
Что такое жизнь? Мгновенье!
Миг, украденный у смерти!
Сколько раз благоразумный
Ум терял в застолье с нами.
То в него с вином безумным
Влил огнепоклонник пламя.
Это пламя разгоралось
От вина, что, чуть играя,
Год за годом очищалось,
Крепло, силы набирая.
Им сейчас с улыбкой ясной
Нас газель обносит с лаской.
До чего ж она прекрасна
И в любви, и в гневе страстном!
И вино клокочет пенно,
Как из вспоротого горла,
Чтоб, в воде остыв мгновенно,
Золотиться в кубках гордо.

Случая не упусти пить вино с подругой
На заре, когда встает солнце над округой.
Утром — сладостней вино, опьяненье слаще
Пусть оно вас осенит счастьем настоящим.
Рок — и грешник и злодей, — он не пожалеет.
Только прежде, чем судьба помешать успеет,
В путь, усталые глаза. Даль — необозрима.
Мне не терпится в лицо заглянуть любимой.

Ночь цвета кос своих она мне подарила.
Меня вином под цвет ланит своих поила.
Укрыла чернотой волос и мраком ночи.
А утром — кубком и лицом вновь озарила.

По утрам не пью вино я.
Лучше ночью пить, бесспорно, —
Утро схоже с сединою,
Ночь — цвет молодости черный.
И не может скрыть влюбленных
Утро от нескромных взглядов.
Их укроет вечер темный
Сумрачной своей прохладой.

Вспомню предместье Багдада — и в памяти снова
Время, что мы проводили в Матыре когда-то.
Там виноградные гроздья сверкали лилово,
Не уступая ни лозам из Хита, ни лозам Аната.
Возле каналов разлившихся часто с друзьями
Ночь среди райских садов мы у Тигра встречали.
Так сторожей мы пугали, что в страхе часами,
Как эфиопы в пещерах, они замирали.
Спали в зеленой тени виноградные гроздья.
Ягоды, как пузырьки, тяжелели нектаром.
Их соберут и на солнце разложат, как звезды,
Чтобы затем выжать ласковый сок их янтарный.
Тот, кто их выжал, для них приготовил одежду —
В глиняном платье-кувшине им крепнуть до срока…
Все это было… А ныне, лишенный надежды,
Милая, как я тобою унижен жестоко.

Сердце безумным недугом любви иссушила.
Ради тебя дал я клятву с застольем расстаться.
С истинного ты пути меня сбила, сманила,
Но не дала красотой мне своей любоваться.
Если б хотела, — не хочешь! — дала б утешенье,
Мучить не стала бы так бесконечным отказом.
Если бы было — не будет, увы! — исцеленье,
То не погиб бы от дум бесконечных мой разум.
Ты с каждым днем от меня начала отдаляться.
Словно в гробу мертвеца, мои просьбы хоронишь.
Верной не мне, а другому ты хочешь остаться.
За равнодушным бежишь, а влюбленного гонишь.
Нет, твою нежность делить я с другими не в силах!
Горе влюбленным, несчастной любовью горящим!
Если покинешь меня ты — уж лучше могила!
Жить без любви, значит, быть мертвецом говорящим!

Всю ночь, как росинки, сверкали дождинки над лугом.
А утром цветным покрывалом окутался луг.
Дождь плакал, как друг, навсегда потерявший подругу.
А день засиял, как подругу увидевший друг.
На этом лугу, где нарциссы качались спесиво
И где к гиацинтам фиалки склонялись в тоске,
Нас дивная фея прекрасным вином обносила.
И чаша была, словно факел зажженный, в руке.
Я ей говорил: «Чтоб вино не смешал со слезами,
Смешай с влагой уст своих нежную влагу вина.
Такое ты в сердце зажгла негасимое пламя,
Что руку к нему поднеси — загорится она!».