Array Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока

Друзья, мимо дома прекрасной Умм Джундаб пройдем,
Молю — утолите страдание в сердце моем.

Ну, сделайте милость, немного меня обождите,
И час проведу я с прекрасной Умм Джундаб вдвоем.

Вы знаете сами, не надобно ей благовоний,
К жилью приближаясь, ее аромат узнаем.

Она всех красавиц затмила и ласкова нравом…
Вы знаете сами, к чему тосковать вам о нем?

Когда же увижу ее? Если 6 знать мне в разлуке
О том, что верна, что о суженом помнит своем!
Быть может, Умм Джундаб наслушалась вздорных наветов
И нашу любовь мы уже никогда не вернем?

Испытано мною, что значит с ней год не встречаться:
Расстанься на месяц — и то пожалеешь потом.

Она мне сказала: «Ну чем ты еще недоволен?
Ведь я, не переча, тебе потакаю во всем».

Себе говорю я: ты видишь цепочку верблюдов,
Идущих меж скалами йеменским горным путем?

Сидят в паланкинах красавицы в алых одеждах,
Их плечи прикрыты зеленым, как пальма, плащом.

Ты видишь те два каравана в долине близ Мекки?
Другому отсюда их не различить нипочем.

К оазису первый свернул, а второй устремился
К нагорию Кабкаб, а дальше уже окоем.

Из глаз моих слезы текут, так вода из колодца
По желобу льется, по камню струится ручьем.

А ведь предо мной никогда не бахвалился слабый,
Не мог побежденный ко мне прикоснуться мечом.

Влюбленному весть принесет о далекой любимой
Лишь странник бывалый, кочующий ночью и днем

На белой верблюдице, схожей, и цветом и нравом,
И резвостью ног с молодым белошерстным ослом,

Пустынником диким, который вопит на рассвете,
Совсем как певец, голосящий вовсю под хмельком.

Она, словно вольный осел, в глухомани пасется,
Потом к водопою бежит без тропы напролом,

Туда, где долина цветет, где высоки деревья,
Где скот не пасут, где легко повстречаться с врагом.

Испытанный странник пускается в путь до рассвета,
Когда еще росы блестят на ковре луговом.

Слезы льются по равнинам щек,
Словно не глаза — речной исток,

Ключ подземный, осененный пальмой,
Руслом прорезающий песок.

Лейла, Лейла! Где она сегодня?
Ну какой в мечтах бесплодных прок?

По земле безжизненной скитаюсь,
По пескам кочую без дорог.

Мой верблюд, мой спутник неизменный,
Жилист, крутогорб и быстроног.

Как джейран, пасущийся под древом,
Волен мой верблюд и одинок.

Он подобен горестной газели,
У которой сгинул сосунок,

Мчится вдаль, тропы не разбирая,
Так бежит, что не увидишь ног.

Не одну пустынную долину
Я с тревогой в сердце пересек!

Орошал их ливень плодоносный,
Заливал узорчатый поток.

В поводу веду я кобылицу,
Ветер бы догнать ее не мог,

С нею не сравнится даже ворон,
Чей полет стремительный высок,

Ворон, что несет в железном клюве
Для птенца голодного кусок.

И Калиба степи, и Хасбы долины и кручи
Дождем окропили нежданно-пришедшие тучи.
Тех туч караван проплывал над землею Унейзы,
Повис над горами, спустился к низине белесой;
И тучка одна, что от грома и молний устала,
Отстала от всех — и слезами на землю упала.

Ты перестал мечтать о Сельме:
так далеко любовь твоя!
Не попытаешься, не хочешь
и шагу сделать в те края.
О, сколько гор, долин, ущелий,
песков бесплодных, злых людей
И караванных троп кремнистых
теперь нас разделяют с ней.
Увидел я ее когда-то
в краю Унейзы голубой,
Когда откочевать пришлось ей
на пастбища земли другой.
Увидел я тугие косы,
черней, чем ночь, вкруг головы.
И зубы белые — белее,
чем млечный сок степной травы,
А губы улыбались мило
улыбкой алых ягод мне,
И было это все как небыль
или как поцелуй во сне.

О крепкокостная — к успеху
неси, верблюдица, меня!
Седло мое, моя поклажа
в огне, и сам я из огня!
Я, словно страус, караулю
яйцо, прикрытое песком,
Всегда готовый на защиту
бесстрашным кинуться броском.
Моя верблюдица, ты тоже,
как страус, головой крутя,
Вдруг мчишь стремительней, чем ветер,
спасая от врагов дитя.

Клянусь я жизнью, что Суад
ушла, чтобы казниться мукой.
Она хотела испугать
влюбленного в нее разлукой.
Увидев, услыхав Суад:
«Явись еще!» — земля попросит.
Там, где ее шатер разбит, —
земля обильней плодоносит.
Увидишь ты ее жилье —
входи, проси приюта смело,
И вот уже в глазах ее
слезинка ярко заблестела.

«Если б ты захотел, то забыл бы ее», — мне сказали.
«Ваша правда, но я не хочу, — я ответил в печали. —

Да и как мне хотеть, если сердце мучительно бьется,
А привязано к ней, как ведерко к веревке колодца,

И в груди моей страсть укрепилась так твердо и прочно,
Что не знаю, чья власть уничтожить ее правомочна.

О, зачем же на сердце мое ты обрушил упреки, —
Горе мне от упреков твоих, собеседник жестокий!»

Ты спросил: «Кто она? Иль живет она в крае безвестном?».
Я ответил: «Заря, чья обитель — на своде небесном».

Мне сказали: «Пойми, что влюбиться в зарю — безрассудно».
Я ответил: «Таков мой удел, оттого мне и трудно,

Так решила судьба, а судьбе ведь никто не прикажет:
Если с кем-нибудь свяжет она, то сама и развяжет».

Клянусь Аллахом, я настойчив, — ты мне сказать должна:
За что меня ты разлюбила и в чем моя вина?

Клянусь Аллахом, я не знаю, любовь к тебе храня, —
Как быть с тобою? Почему ты покинула меня?