Ирина Лазаренко - Магия тени

Ыч сопит за спиной Алеры. Та, полуобернувшись к троллю, просит:

– Возьми его на руки.

Ыч подхватывает мальчишку, и тот смеется:

– Тролль меня покатает, покатает!.. А?

Тролья лапа смыкается вокруг худеньких плеч, вторая обхватывает ноги над коленками. Ребенок беспомощно дергает ногами в маленьких валенках. Подходит Алера, рассеянно улыбается, затыкает флягу за пояс теплой куртки и кладет холодные ладони на щеки мальчишки. Он затравленно смотрит в черные глаза, в которых не видно зрачков, и пытается вывернуться из стальной Ычевой хватки. Алера мимолетно гладит детские щеки, крепко стискивает голову за висками, ближе к затылку, и с хрустом сворачивает тонкую шейку.

Тролль брезгливо швыряет детское тельце на груду истлевших человеческих тел. Маленькая голова, вывернутая невозможным образом, мотается туда-сюда. Глаза непонятного цвета смотрят на Алеру с ненавистью, детский рот кривится в оскале, пухлые ладошки сжимаются в кулаки. Лихованник силится что-то сказать, но не может, только шипит и плюется.

– Слишком гладкий рассказ. Не говорят так шестилетние дети.

Алера подходит и поднимает покрасневшую от холода руку с плоской деревянной фляжкой. Лихованник отчаянно воет. Всего пару вздохов. Потом рубиновые капли впитываются в детское тело, и оно осыпается бесформенной кучкой серой пыли.

– Надо было мне, – в конце концов сказал Дорал.

– Нет, – тут же ответил Гасталла, но по глазам его было видно, что такая мысль ему нравится больше, чем утрата собственных способностей. – Тебе еще Школу восстанавливать. Какой ты будешь ректор без магической силы?

Магистр опустил глаза, признавая правоту некроманта и опасаясь, что облегчение на его лице проступило слишком явственно.

– И она тоже не могла. – Гасталла мотнул головой в сторону дома. После возвращения магов поселили в том же доме, недалеко от хаты Рогуши. – То есть она-то могла и сделала бы. Только потом бы удавилась в конюшне. Непременно удавилась бы, потому как ни к чему кроме магии не способна. А Шадек… Он так любит быть магом, что пока даже не понял, что это такое – быть магом. Ему еще многое предстоит совершить.

– Никогда бы не подумал, что он на такое решится, – Дорал покачал головой. – Самопожертвование и Шадек? Нет, я всегда был уверен, что он себя проявит не так, как другие маги, но это…

– Проявит, – Гасталла поморщился, – увидишь. А лишись он способностей – у него бы уже ничего и никогда не вышло. И у них бы тоже не вышло.

Оба снова посмотрели в сторону дома.

– Это верно. – Дорал поскреб подбородок. – А так выйдет, пожалуй.

– Выйдет, выйдет, – проворчал Гасталла. – И у тебя тоже выйдет. Твое дело теперь – Школу восстановить. И факультет некромантии открыть как собирался. И обо мне печься, чего уж. Молодняк-то обучать я смогу, тут можно и без магии обойтись, и даже опыты продолжать сумею. Но тут без магии обойтись не выйдет, так что Школа мне должна лабораторию обустроить и помощников отрядить, ясно? А если получится отрядить мне немых помощников – будет и вовсе волшебно.

Дорал посмотрел на кривую улыбку Гасталлы и рассмеялся – до того легко стало у него на сердце. Ворчливый некромант снял с души магистра тяжкий и тошный груз вины и беспомощности.

– Будет тебе и факультет, и лаборатория, и помощники, – щедро пообещал магистр. – Только тяжко тебе в Школе придется, знаешь? Там ведь кто, в Школе? Люди. А многие из них – еще и подлетки. Ты не представляешь, как они орут!

Лицо некроманта ненадолго омрачилось, но внутренняя борьба оказалась недолгой – Гасталла махнул рукой и решил:

– Да и демон с ними, с воплями. Зато какое разнообразие – повозиться с кем-нибудь, кроме лабораторных мертвяков. Как-нибудь оно да будет!

В город потянулись птицы с письмами. Много. Одни письма были адресованы наместнику, другие гласнику, третьи – безвестно сгинувшему жрецу. Четвертые – Хону, и их отдавали стражнику-орку, который помалу брал на себя обязанности стражьего старшины.

В одних письмах были просьбы о помощи. В других спрашивали или давали советы. В третьих витиевато предлагали Террибару присоединиться с Мошуком к числу «объединенных наместничьей властью городов» и строить помалу свой обособный Ортай в большом и ничейном Ортае.

Бывшие столичные гласники, осевшие в Кали, прислали письмо Олю с весточкой для магистра Дорала и подтвердили давние слухи о резне в Тамбо – город в самом деле погиб, и никто толком не знал, что с ним произошло после. Зато было доподлинно известно, что через два дня после пожара в Школе Западное море выбросило на берег тело старика-ректора. Про грифона, на котором он летел, не было известно ничего.

Тревожные слухи шли с севера – из приграничных городов писали, что в Гижуке творится неладное и что нужно готовиться к новой войне. Пришла и новость с юга, из Меравии, – оттуда сообщали, что государь ортайский собирается вернуться в свой край во главе большого войска и что следует готовиться к «новым отношениям» с тем же Гижуком.

– Все ж зря эти трое не ушли в свой Азугай, – сказал Оль Умме.

Они пекли репу на костре возле дома магички. Гласник с наместником собирались наутро выдвинуться в Мошук. Оставаться в городе подолгу они пока избегали: слишком грязно там нынче, слишком свежа кровь на снегу и воспоминания о недавних событиях. Но добровольчие уборные отряды и постепенно набирающие силу призорцы обещали все выправить очень скоро.

Всего-то и оставалось – не дать возвращенному городу погибнуть до следующего урожая. Вытеснить из памяти мертвые руки эльфиек с кровавыми бороздами от сорванных браслетов. Отвыкнуть все время оглядываться, ища глазами маленькую белую собаку с потешными ушками.

Кальен остался в Мошуке и всерьез взялся за лекарню. Городской травник ему помогал как мог, да и Тахар много времени проводил за приготовлением зелий. Только сам в город не ехал, передавал лекарства через Оля.

Гласник обернулся к костру у соседнего дома, где возились Тахар, Алера и Элай. Они явно были довольны жизнью и, кажется, никуда не собирались – ни завтра, ни в будущем. Странное дело, подумал Оль: ведь Алера не любит Эллор. Или теперь примирилась с ним по необходимости, потому как порталы закрылись? И потому что все остальное вокруг – еще хуже? Или потому что у нее появилась новая цацка с длинными ушами? Но ведь придется им рано или поздно высунуть нос из Эллора!

– Зря они не ушли, – повторил гласник. – Туго им тут придется.

– Может быть, – Умма покраснела. – Но пока никто не жалеет, что так вышло.

Два дня после того, как отбили Мошук, Алера с непреходящим воодушевлением висела на шее то у Тахара, то у Элая, и с непонятным удовольствием наблюдала, как от этой ее непосредственности перекашивает и Элая, и Умму. Элай считал, что горячие поцелуи должны доставаться только ему, а Умма считала, что неплохо бы Алере находиться в тысяче переходов от Тахара. Сам Тахар принимал непривычные нежничанья с незамутненным невинным восторгом.