Гейл Карсон Ливайн - Заколдованная Элла

Наконец-то в этой сказке забрезжил смысл.

— Какую интересную книжку ты, наверное, читаешь! Дай посмотреть, — сказала Хетти.

Я подскочила. Если она и книгу у меня заберет, я ее задушу. Книга даже отяжелела, когда я протянула ее Хетти.

Хетти прочитала несколько строчек и вытаращила глаза:

— Тебе такое нравится? «Жизненный цикл кентавровой блохи»?! — Она пошелестела страницами. — «Добыча серебра гномьими методами на опасных территориях»?

— Это же ужасно увлекательно! — воскликнула я, несколько успокоившись. — Хочешь, возьми почитать! Мы же подруги, у нас должны быть общие интересы!

— Нет, это у тебя теперь будут мои интересы, милая. — И Хетти вернула мне книгу.

В пути я на горьком опыте поняла, чего можно ждать от Хетти.

Когда мы остановились на ночлег в гостинице в первый же вечер, Хетти сообщила мне, что я заняла в карете место, предназначенное для камеристки.

— Но это ничего, нам не придется мучиться: ведь ты ее нам заменишь. — Хетти склонила голову набок. — Нет, ты же у нас почти голубой крови. Было бы оскорбительно делать из тебя служанку. Значит, ты станешь моей фрейлиной, а я иногда буду уступать тебя сестрице. Олли, как ты считаешь, что Элла может для тебя сделать?

— Ничего! Я сама умею одеваться и раздеваться! — обиделась Оливия.

— Никто и не спорит. — Хетти уселась на нашу общую кровать. И задрала ноги. — Встань на колени, Элла, и сними с меня туфельки. Они мне трут.

Я сняла ей туфли, не сказав ни слова. В нос ударил сочный запах ее ног. Я брезгливо взяла туфли двумя пальцами и выбросила в окошко.

Хетти зевнула:

— Сама себе работу сочинила. Ступай вниз, принеси туфли.

Оливия подбежала к окну:

— Они упали в помойную бадью!

Пришлось мне принести вонючие туфли обратно в номер — зато Хетти волей-неволей ходила в них, пока не смогла достать из сундука другую пару. С тех пор она тщательнее продумывала свои приказы.

Наутро за завтраком Хетти объявила, что каша несъедобна:

— Элла, не ешь ее. Отравишься.

И зачерпнула полную ложку овсянки.

От моей тарелки поднимался густой пар, я уловила аромат корицы. Мэнди тоже всегда добавляла корицу в овсянку.

— Почему ты ее ешь, раз она такая плохая? — спросила Оливия сестру. — Я есть хочу!

— Тебе, по-моему, досталась хорошая каша. А я ем свою, давлюсь этой гадостью… — Она слизнула прилипший в уголке губ кусочек. — Ведь мне нужны силы, я же здесь главная и должна доставить вас в пансион в целости и сохранности.

— Никакая ты не глав… — начала Оливия.

— Барышня, вам не понравилась овсянка? — испугался хозяин гостиницы.

— У нашей сестрицы несварение желудка, — ответила Хетти. — Можете забрать у нее тарелку.

— Я им не сестра, — проговорила я, провожая глазами хозяина, который скрылся в кухне.

Хетти засмеялась и выскребла из тарелки остатки каши.

Хозяин вернулся с блюдом, выложенным толстыми ломтями черного хлеба с изюмом и орехами.

— Может быть, он успокоит желудок барышни? — предположил он.

Я торопливо откусила большой кусок, и тут хозяина позвала дама за соседним столиком.

— Элла, положи хлеб. — Хетти отломила корочку и попробовала. — Он для тебя слишком сытный.

— Сытное мне полезно! — заявила Оливия и потянула блюдо к себе.

И они в два счета умяли мой завтрак.

Этот кусочек хлеба оказался единственным, что мне удалось проглотить за трехдневный путь, не считая бодрящего снадобья. Хетти отняла бы у меня и его — но сначала попробовала. И я с удовольствием отметила, что ее перекосило.

В последний день пути в Дженн — городок, где был наш пансион, — мы проехали через плодородные возделанные поля. День стоял солнечный, над полями висела дымка, и от жары я едва не забыла о голоде. У Хетти нашлись силы только на один приказ — обмахивать ее веером.

— И меня! — сказала Оливия.

Она уже сообразила, что если Хетти велит мне что-то делать, то я слушаюсь, а если сама Оливия тоже мне это велит, я слушаюсь и ее. Хетти не объяснила сестре, почему я такая послушная. Она вообще почти ничего не объясняла туповатой Оливии, к тому же ей было, наверное, приятно хранить эту восхитительную тайну.

Руки у меня болели. В животе урчало. Я глядела в окно на стадо овец и мечтала хоть как-нибудь отвлечься от созерцания овец и мыслей о чечевичном салате. Мольба моя была услышана: наши лошади ни с того ни с сего понеслись галопом.

— Огры! — закричал кучер.

Дорога позади скрылась в облаке пыли. Сквозь него я различила шайку огров — это они поднимали пыль на бегу.

Нам удалось оторваться от них. Облако пыли удалялось.

— Куда вы бежите? Ведь мы ваши друзья! — крикнул один из огров. Голоса нежнее я не слышала. — Мы исполним ваши заветные желания. Даруем богатство, любовь, вечную жизнь…

Заветное желание… Мама! Огры могут ее воскресить! Действительно, к чему бежать от того, что нам всего нужнее:

— Останови, — тут же приказала Хетти, но это было излишне. Кучер уже придержал коней.

Огры нас догоняли, им осталось всего несколько ярдов. На овец их колдовство не действовало, и они в ужасе разбегались и отчаянно блеяли. Блеянье на миг заглушило медовые голоса — и чары развеялись. Я тут же вспомнила, что воскресить маму огры не могут. Кучер хлестнул коней, и они снова пустились галопом.

Но ведь огры вот-вот минуют овечье стадо, и мы снова окажемся в их распоряжении! Я крикнула Хетти, Оливии, лакеям и кучеру:

— Орите во все горло, заглушите их!

Кучер понял меня первым и закричал всякие диковинные незнакомые слова. Потом вступила Хетти:

— Съешьте меня последней! Съешьте меня последней! — заходилась она.

Однако спас нас не кто-нибудь, а Оливия. Ее нескончаемый вой не то что слышать — думать не давал. Не понимаю, когда она успевала перевести дух, — вой был ровный и непрерывный. Мы уже миновали предместья Дженна, огры скрылись вдали, я пришла в себя после пережитого — а Оливия все не унималась.

— Олли, замолчи, — простонала Хетти. — Никто никого не съест. У меня от тебя мигрень.

Но Оливия не унималась, пока кучер не остановил коней, не влез к нам и не влепил ей звонкую оплеуху.

— Извините, барышни, — сказал он и вылез обратно.

Пансион помещался в обычном деревянном доме. Так мог бы выглядеть дом средней руки торговца — если бы не огромные цветущие кусты, обстриженные в виде девиц в пышных юбках.

Я уповала на то, что обеденные порции здесь щедрые.

Когда мы въехали, дверь открылась и навстречу нашей карете вышла седовласая дама с царственной осанкой.

— Добро пожаловать, милые дамы. — И она присела в реверансе — ах, какой это был грациозный реверанс, просто на зависть!

Мы тоже сделали реверансы.