Елена Трушникова - Свет четырёх влюблённых звёзд, или Приключения доктора в Запределье. Часть первая

Бабка, словно почувствовав его мысли, как-то встрепенулась, расправилась вся. И, неожиданно бодро поднявшись, подытожила:

– Ну что, не будем откладывать в долгий ящик! Начнем ж и зню восстанавливать!

– Восстанавливать? И как мы это сделаем?

– Ну, с мыслями у тебя порядок. Еще немного врать подучишься, и…

– Врать? – не понял человек. – Для чего мне эта премудрость?

– Врать – означает «лечить словом». В твоем мире многие слова приобрели со временем противоположный смысл. Тьма старается… А знахарские заговоры тебе необходимы на тот случай, если в ответственный момент солнечного света рядом не будет. Мало ли что приключиться может…

– Чувствую, что приключения мои только начинаются, – обреченно вздохнул Сергей.

Бабулька ободряюще улыбнулась ему:

– Ну да ладно, ты не тушуйся. Вместе мы справимся. Свою энергию сомнений перенаправь-ка лучше в высокие сферы, научись силу оттуда получать. Помни, что ты не один на свете. Да и время на воспоминание прошлого у нас в запасе имеется…

– С чего мне начать? – поинтересовался напоследок Сергей.

– Для начала погуляй по окрестностям, обвыкнись. Ну, конечно же, за стол вовремя приходи. Обед и ужин – по расписанию,– ответила хозяйка. – Но главное, – до темноты спать ложись. Я тебя еще до рассвета разбужу, в баню пойдешь…

ГЛАВА 6

За обедом, с аппетитом прожевав сочный кровяной кусок и жадно запив его красным вином, Нерц поинтересовался:

– Как ты думаешь, дядя, отчего черная кровь тетки Рабьезы в одно мгновение обратилась? Стоило только ей верхний предел бешенства перейти, и сразу – ожила? Сразу вся тьма с ее сердца спала, и оно забилось вдруг? Я сам слышал!

Помнишь, ее невероятные эмоции? Поначалу я в замешательстве наблюдал, как сменяли друг друга тревога и покой, умиротворение и смятение, волнами исходившие от ее обращенной сути. Видел неподдельный ужас на ее лице. А через миг, вдруг с недоумением ощутив свою мелочность и незначительность, с омерзением воспринимал ее величие и сопереживание нашему невежеству. Меня чуть не взорвали пульсации страшной любви, тут же замещенные страхом неминуемой гибели! Ощутив себя изгоем в нашем королевстве, маркиза каждую секунду сходила с ума!

Когда меня осенило, что она теперь ничтожнее грязи, я пришёл в бурный восторг! Сразу же утратил страх перед ее титулом, ответственность перед родителем и с упоением проткнул тетку кинжалом!

– Да не ты один тогда ринулся на нее – живую! – Жеглард с усмешкой поддержал хвастливую речь племянника.

– А кровь! Такая яркая, горячая! Я помню, как она по парадной лестнице разлилась! Как, забыв обо всем, пестрая толпа гостей на эти красные потоки жадными глазами смотрела, слюни пускала.

– Еще бы! Жизнь испить – главное стремление нежити! – взор Жегларда затуманился. – Я тогда тоже чуть на колени не бросился, чтобы с мрамора эти вожделенные капли не слизнуть. Только придворный этикет и присутствие Всетемнейшего удержали от того, чтобы не упасть в кровь лицом… Живая, волнующаяся субстанция! Источник силы и вечной молодости…

А почему обращение крови мгновенно происходит? – дядюшка, откинувшись на высокую спинку кресла, сплел пальцы на слегка выпирающем после сытного обеда животике. – Я долго этот феномен исследовал. Признанное мнение: Свет – наш убийца. С этим не поспоришь. Луч солнца, лишь только вырвавшись из-за горизонта, мгновенно растворяет мрак ночи, испепеляет темную сущность.

Но если та же самая нежить вдруг в бешенстве или злобе переполняется мраком свыше положенного ей иерархией тьмы объема, она рискует «перейти барьер», сменить полярность и вырваться на другую сторону – в светлое пространство. И знаешь, что я выяснил? Свет никого не убивает. Он в принципе не имеет и капли жестокости. У этой субстанции полностью отсутствует присущая нашему брату потребность кого-то поработить, испепелить, завладеть чужой энергией. Просто мы, в силу своего строения, не можем вынести его сияние. И, попав под действие солнечных лучей, обращаемся в прах без какой-либо возможности вновь воплотиться в физическом теле. И что особенно опасно, при распаде теряем многомерность. Вот поэтому после растления многие из нас становятся всего-навсего бесами, двухмерными сущностями, способными только паразитировать на чьем-либо сознании…

Так вот… Свет не вступает в неравный бой, где необходимо обязательно одержать победу, быть первым и главенствовать. Он действует по-иному: не сопротивляясь вторжению чужеродной энергии, принимает в себя тьму, наполняется ею, адаптируется к новым условиям. А затем, растворив в себе всю отрицательную энергию, преобразует ее, насыщает каждую клеточку попавшего в его поле существа свечением, сиянием жизни. И кровь обращается. Сущность оживает. Сердце начинает биться. И обращенное существо навек потеряно для темного общества.

И какой вывод? Чуть меньше солнца – растление и небытие. Чуть больше – жизнь. Постыдная, жалкая, наполненная любовью и добром! Парадокс! И все учения, трактаты и рассуждения мудрецов темного пространства, противостоящих моим изысканиям, однобоко описывают междуполярный опыт перехода. Так называемые коллеги по цеху не хотят ничего знать о губительной силе и трагизме передачи Света больше того, о чем твердят их постулаты. Не ведают, не видят в своих открытиях противоречий. Им абсолютно наплевать на предложенную мной теорию иррациональности живой, самовоспроизводящейся, жизни. Ненавижу солнечный Свет! – поморщился хозяин. – Он для меня – наимерзейшая субстанция! Ну, не будем о нем за трапезой. Для пищеварения вредно… Что-то я опять увлекся.

***

После грандиозного обеда злобные родственники, уютно расположившись в черной зале, продолжили разговор. Дядя все склонял племянника к участию в авантюрной затее:

– Ну, так что, мой чернокрылый князь, летим на границу со Светлым Запредельем? Мы к человеку прикоснуться не в силах, слишком много света в нем. А тебе ничего не сделается. Закрутишь его в свое поле, затянешь во мрак и перенесешь в мою тайную пещеру. Только бы знать, в каком месте искать проход на ту сторону…

– Подумаешь, человек, – небрежно отмахнулся ветреный мальчишка. – Выжал из него до капли всю энергию, да выбросил. Или Хаосу скормил.

Смерч щелкнул зубами, сыто зевнул и, закинув руки за голову, развалился на огромном мягком диване, умостив тощие ноги в высоких кожаных сапогах на меховых подушках:

– Что-то я устал! Вчера снова партию бесов по проложенному тобой тракту * (Тракт – большая проезжая дорога.) в человеческий мир переправил, по бутылкам с алкоголем расквартировал. Представляешь, дядя, эти плоские бестии прошение подать вздумали! В элитный алкоголь их, видишь ли, подсаживай! Совсем от рук отбились. Ну, я им устроил! Всех в бутылочное пиво закупорил. И результат не заставил себя ждать! Из одной только партии – две поножовщины, двенадцать уличных драк и восемь семейных сцен с участием малолетних детей. Ты только глянь! – он бросил на ковер бархатный кисет, из которого яркими искрами просыпались сияющие алмазы.