Элли Раш - Дартмур

– Ты кого шавкой назвал, придурок? – Билл сжал плечо Феликсы, готовый в любой момент задвинуть подругу за спину.

Слева встали Тим и Ник, Фанни с Эмбер чуть позади настороженно наблюдали.

Если задернуть портьеры на огромных окнах, увидишь летающие искры, предупреждающие о скором пожаре.

– Скройся в яме, отброс, – толстяк Уоррингтон оскалился.

Без того маленькие глазки превратились в две щелочки в окружении щек.

– Свалили на хер! – натурально прорычал Дейвил, раздувая ноздри от злости.

Билл дернулся к нему, сжимая кулаки, но уперся в вытянутую поперек руку.

– Зря замараешься, – голос не дрогнул, хотя внутри Феликсы клокотала смесь страха и ненависти.

Дейвил умел нагонять жуть. Его глаза, почти безумная ухмылка, словно секунду назад он вышел из ада, отточенным движением стряхнул пепел с плеча и сказал: «Славное местечко!».

Сильнее всего грела ненависть к нему. С того самого первого дня, на протяжении семи лет взращиваемая на плодородной почве из желания взаимного уничтожения.

Зачем она остановила Билла? Пусть бы сделал из гуся паштет. Или хотя бы просто врезал. Раз. Может, два. Чтобы просто спустил себя с пьедестала на пару ступеней и увидел, что мир у его ног не заканчивается, и стоят они на одной земле.

Только это не поможет. Лишь проблемы появятся, не успел учебный год начаться.

Они никому не нужны, но высшие этого добиваются. Чтобы их всех вышвырнули из Дартмура и остались только они. Элита.

Обнажив зубы в яростном оскале, Дейвил резко развернулся и зашагал прочь. Толстяк Уоррингтон имитировал презрительный плевок под ноги, длинный Уайт по-идиотски усмехнулся, а Маккинни сохранил беспристрастное выражение на лице.

Эванс хмыкнула, послала издевательский воздушный поцелуй и побежала на каблуках за Дейвилом. Следом ушли и остальные.

– Ничего не меняется, – покачал головой Билл и закинул руку на плечо. – Рад снова тебя видеть!

Его улыбка ослабила натянутый узел напряжения.

Феликса тоже соскучилась. Стоило сказать всего несколько слов, он ведь лучший друг, но слова застряли в горле и не вылетели.

– Как прошли каникулы? – спросила вместо этого.

Розовые волосы Фанни, собранные в два девчачьих хвостика, смотрелись нелепо в готическом зале архитектуры тринадцатого века. Разве что с витражами на окнах немного сочетаются.

Ник выбрил правую височную сторону и покрасил в зеленый цвет. Он почти вымылся, но еще заметен. Изменения у Эмбер если и произошли, то остались незамеченными. Чего-то необычного не наблюдалось. Каштановые волосы, отсутствие пирсинга, даже уши не проколоты. Все тот же вздернутый нос и пухлые губы.

Тим выделился. Действительно сумел ввергнуть в шок. Ни одной татуировки, вытащил пирсинг из ушей и носа. Он говорил, что хочет свести все, наделанное по глупости. Правда, никто не верил, что он все-таки решится.

– Отстойно, – Фанни оседлала скамейку. – Почти все лето прожили у тетушки Мириам. Она такая зану-уда-а… Думала, не доживу до отъезда. Сдохну на заднем дворе.

Понимающие улыбки друзей радовали Фанни. Каждые каникулы как чертово испытание. В Дартмуре, не сладко, но по сравнению с домашними… тут хотя бы есть друзья.

– Я проехался с братом по Италии. Нормально, – пожал плечами Тим, завершая скупой рассказ.

Все посмотрели на Эмбер.

– Скучно, – она накрутила кудрявый локон на палец.

Никто не распознал лжи, не заметил бегающего взгляда. Внимание перешло к Нику.

– Ни хрена интересного, – он хлопнул себя по коленке. – Я все лето просидел под домашним арестом.

– Опять взорвал машину? – хохотнул Билл, припоминая старую историю. Небольшая шалость, закончившаяся пожаром.

– Не… Спустил отчима с лестницы, когда тот пытался вынести мамино золото.

О непростых отношениях в семье Ника знали все. Он искренне любит и ценит мать, а она, почему-то, верит словам мужика, а не сына.

Чтобы скрыть неловкость, Билл взял слово:

– А я познакомился с тремя крутейшими девчонками, и мы замутили тройничок!

Одобрительные возгласы полетели от парней, пока подруги посмеивались с легким шоком. За последние годы они слышали много разных и историй и удивляться, кажется, уже нечему.

– А ты, Феникс? – Фанни крутила хвостик, игнорируя Билла, который лез к ней с вопросом, хочет ли она в следующий раз присоединиться к нему и стать четвертой. – Отстань, Билли. Твой огурчик мне неинтересен. Так что у тебя?

Феликса не спешила отвечать, зная, что так это все не закончится.

– Огурчик? – возмутился Билл. – Огурец, как минимум! Не, вы слышали? Она сказала: «Огурчик»!

– Дурак, – смеялась Фанни вместе с подругами, а Феликса, хоть и улыбалась, пребывала будто бы не здесь.

– У меня тоже ничего интересного. Все как обычно.

Больше Дейвила она не любит ложь. Не разделяя на белое и черное, к ней приравнивается умалчивание. От этого выкручивает кости, внутренности выворачивает наизнанку, не позволяя дышать ровно. Язык присыхает к небу, горло жжет и саднит, будто она сутки пела арию, хотя совершенно не умеет петь.

Никто не заострил внимания на таких мелочах, доверяя друг другу, ведь если бы было что-то по-настоящему важное и значимое, они бы обязательно поделились. По крайней мере, они в это верили. К тому же, у нее действительно не произошло никаких значимых событий. Разве что очередная неудавшаяся попытка навестить сестру в Швейцарии, но и тут нечего рассказывать.

Низкий голос профессора Брауни перекрыл гогот парней.

– Мисс Фоукс, профессор Горденгер просит вас зайти. Немедленно.

Переглядывания стали обычным делом. На протяжении учебного года большая часть времени проводилась именно за этим занятием. Неловкие фразы, долгие разговоры, личные и общие проблемы – все сопровождалось неизменным обменом взглядами.

Феликса поднялась, не совсем понимая, чего от нее хочет профессор. Год только начался. Наверное, за опозданием последует выговор.

Профессор Брауни ушел. В конце коридора мелькнула широкая спина, затянутая в твидовый пиджак, и исчезла. Друзья пожелали удачи подруге, и она покатила за собой чемодан по полупустому коридору.

Дребезжание колесиков снова стучало отбойным молотком по натянутым нервам.

Надо быть спокойнее. В первый день пребывания в школе точно не стоит бояться вызова Горденгер.

Два лестничных пролета остались за спиной. Несколько поворотов и Феликса остановилась у кабинета декана. Занеся кулак для стука, не успела коснуться двери, как та открылась.

Здесь ничего не изменилось за лето. Все те же портреты на стенах, в воздухе витает легкий аромат сандала, из узких окон пробивается свет. Длинная полоса расчертила стол пополам, пока Горденгер не вернулась на стул, перекрыв ее собой.