Анастасия Родзевич - Светлолесье

– Про Ночь Папоротника в Обители сказывали так: один из сыновей Отца-Сола полюбил богиню, и добро, если б не была она чужой невестой. Но вспыхнула любовь запретным пламенем, подожгла нити судеб самих богов. Уговорились влюбленные провести одну-единственную ночь в роще мира людей, за священными ракитами, посреди поля, засеянного снами – красными-красными маками. Но явился змей и похитил богиню, унес к себе в недра темные, а молодой Солович, явившийся на встречу, нашел одни лишь слезы, да и те цветком папоротника обернулись. То был знак от любимой, памятка: приложи цветок к сердцу горячему, пламенному, иди через мрак колодезный. Иди, путник!

– Цветок, что отворяет все замки, открывает клады и тайны мира, – сонно прошептала я. – Да, Инирика рассказывала про него. Когда-то Галлая-матушка с его помощью открыла Обитель. Ты видел его когда-нибудь своими глазами?

– Нет. Толкуют, будто встречается он редко, да только чтобы добыть его, нужен особый подход. А люди уж и не помнят о цветке! Не ищут. А вот обычай остался, ведь давным-давно верили, что хозяйка Ночи, Крылатая, приглядит за молодыми и сплетет их нити воедино. Особенно повезет тем, кто отыщет редкий цветок – особый знак. Такая любовь начертана свыше. Хоть и придется ради нее пройти через мрак и не убояться ни чуди, ни людей. Все, Лес-с-сёна. Отдыхай.

И я спала и не знала, что в ночь Калинового Моста Минт предстал перед главами родов и отвечал за колдунов под своим кровом. Старый обычай защитил его перед Старейшинами, но наложил тяжелый зарок: быть в изгнании и не возвращаться, пока не вернет славу своему роду. Не знала я и того, что на щеки красавицы Лады падали слезы. Откуда мне это было знать? Старейшины дали время покинуть Сиирелл до полудня, а сам Минт еще нескоро рассказал мне о себе…

В ту ночь я вновь видела сон, и в нем на полу плясали блики мертвенного сияния. Холодный ветер с кристалликами льда царапал щеки, сыпал в глаза снег.

Завывания ветра напоминали плач.

– Я найду тебя, слышишь?

«Час настал», – вторил нежный голос внутри.

До залива шли быстро.

Солнце всходило над морем; носились, погружая в воду клювы, белопузые чайки, и даже ветер, такой неспокойный минувшие дни, стих. Я порадовалась: не каждый день природа пребывала в подобном согласии.

Но на этом везение кончилось. Ночные штормы и слухи о колдунах увеличили поток желающих уехать из Сиирелл, и в ранний час в порту столпились торговцы. Городская стража выдергивала путников для досмотра, от пришвартованного судна в Сиирелл спешили темнокожие асканийцы. Торговцы заполонили мостки и, проверяя крепления на телегах, покрикивали на помощников.

Мы встали в очередь на переправу, но Минту наскучило топтаться на месте, и он попер в самую гущу.

– Что ты делаешь? – зашипела я.

– Расступитесь, хапуги, дайте божьему человеку пройти! – Минт толкнул купцов перед нами и обернулся ко мне. – Раз жрецы такие могущественные, надо этим пользоваться.

– Лес-с-сёна, давай за ним, – подхватил Фед.

Но оценить придумку не удалось, потому что плотная (и потная!) стена торговцев не дрогнула и отбросила нас к складам.

– Держитесь. – Фед что есть силы вцепился мне в волосы.

Кое-как претерпев тесноту и близкое знакомство с чужими животами, мы, очумелые, вылезли-таки в конце пристани. Но на крыше склада показался приземистый управитель порта и громогласно объявил, что переправы сегодня не будет.

Толпа разразилась криками.

– Приказ мечевластителя – никого не выпускать, – добавил управитель слабеющим голосом и поспешил скрыться.

Купцы возмущались недолго, на пристани за считаные мгновения стало больше стражи, и волнения, едва зародившись, унялись в самом начале.

– Нельзя плыть? А это тогда что? – Один из купцов указал на две покидающие залив ладьи. – Если они уплыли, значит…

– Глаза разуй, – перебил его другой. – Какой на парусах знак?

Минт прищурился. Я украдкой подняла сетчатое покрывало и тоже всмотрелась вдаль, туда, где к краю моря двигались два судна. На развевающихся парусах угадывалось червенское око.

– Похоже, уплыть могут только жрецы, – с досадой сказал Минт.

– Спрячьтесь, а я осмотрю причалы, – велел Фед. – Кто-нибудь точно нарушит приказ.

– Согласен. Мы устроимся на во-о-он тех ступенях за складами.

Мы с Минтом направились к ступенькам, и наемник по-прежнему не стеснялся пользоваться преимуществом в росте и силе, чтобы расталкивать прохожих.

– Эй, пошел вон! – Минт на ходу дал подзатыльник вихрастому парнишке. – Жулья развелось!

– Ты что, забрал у него монетку? – возмутилась я.

– Я забрал ее у вора, она моя. Хочешь, куплю тебе пирожок?

– Давай и его тоже тогда украдем, чего уж!

– Посмотри-ка, какая честная, – Минт со смехом повысил голос. – Будто не знаю, откуда твой наряд!

Я вспыхнула. Минт остановил лоточницу и купил мне пряник, а себе – ватрушку с ревеневым повидлом.

– Ну, Сёнка, не время быть ханжой.

Голод взял свое, поэтому я протянула руку за угощением, и Минт довольно хмыкнул.

Мы уселись на каменные ступени и какое-то время ели молча, изредка бросая друг на друга косые взгляды. Есть приходилось медленно, отщипывая кусочек за кусочком и просовывая их под сетку.

– Что с ним произошло? – Минт отряхнул руки от крошек и утер рот ладонью. – Фед так изменился…

– Может, ты не заметил, но он стал ящерицей.

– Да я не про это. – Наемник смерил меня строгим взглядом. – А про то, что произошло. Почему он надломился?

– Надломился?

Минт кивнул. Я покосилась по сторонам.

– Елар… Он был учеником Феда еще до меня и так же, как он, странствовал. Елар был лекарем с Пути Созидания и не хотел сидеть в Обители. Он считал, что мы должны делиться знаниями. Помогать. Исцелять.

Я остановилась, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Минт молчал.

– Совет не хотел его отпускать, но Фед настоял. И Елар лечил людей в Дубравре, пока две зимы назад его не схватили червенцы. Фед бросился к нему на помощь, но опоздал. Елара казнил Алый Ворон. – Я проглотила вставший в горле комок. – Ты слышал о нем?

– Да, – с горечью сказал Минт. – Червенец, который стал наместником Ардонийского царства.

Я завернула оставшийся кусок пряника в холстину и провела рукой по своим наручам.

– Их подарил мне Елар, – сказала я. – С наружной стороны они расшиты маками, а внутри отделаны чешуей аспида. Видишь?

– Вижу, что вашему народу с каждым годом все опаснее находиться в тех землях.

– Поэтому я и еду, разве не понимаешь?

Минт покосился на меня и сдержал вздох.

– Ты это… Прости тогда за сапоги.

– Ничего. – Я улыбнулась. – Еще сочтемся.

Больше никто из нас не проронил ни слова, так и сидели, глядя на море. Царапина на ладони – словно одна на двоих. Так странно было ощущать что-то, связывающее меня с другим человеком… Нареченным братом? Неспроста я, похоже, помянула Елара. Одного брата в Светлолесье я потеряла, но Сиирелл послал нового, и теперь мы оба возвращались на неприветливые земли.