Анастасия Родзевич - Светлолесье

Инирика встала, отряхнула с подола невидимые пылинки и убрала костяной гребень за пазуху. Она явно пыталась скрыть за этим терзавшую ее мысль, но не смогла.

– Я сегодня толковала ученикам про змеев-аспидов, – тихо произнесла она. – Как они появляются, чем живут… Мне всегда казалось особенно гадким, что змея оставляет в курином гнезде свое яйцо. Ничего не ведающая наседка высиживает его, точно родное. Но помнишь, кто становится первой жертвой аспида?

– Я позабочусь о ней.

– Ты странствуешь. – Колдунья нехотя улыбнулась и неумелым, словно давно забытым движением коснулась гуслей. – А такое колдовство вырвется наружу и станет заметным.

– Я научу ее.

– Но если девчонка будет слишком учена, ты знаешь, что случится. Она может услышать… его. Так же, как и колдуны древности.

– Тогда, когда я закончу ее обучать, она вернется в Обитель. Вдруг она сама к тому времени не захочет жить в Светлолесье? Пусть увидит, каков мир снаружи. А если ты уговоришь Совет отдать мне ее в воспитанницы, я не стану рваться в бой с червенцами.

Фед глядел на Инирику мягко, но твердо. Его глаза блестели, как две синие звезды. Колдунья тоже это заметила и потупила взгляд. Даже в полутьме был виден жаркий румянец, заливший ее щеки.

– Тебя привлекает все опасное. – Женщина скривила губы. – Ты бы и сам хотел такую силу, как у нее?

– Было время, когда я бы сказал «нет». Но ее дар… Обращать все в пепел. Разрушать. Это начало, а не конец.

Инирика смотрела на меня с улыбкой, но глаза ее выдавали: она боялась за Обитель, боялась того, что я стану колдуньей Разрушения, над которой не будет власти. Правила предписывали заботиться обо мне, но истина заключалась в том, что Инирике хотелось держать аспида подальше от своего гнезда.

– Ты дал ей имя?

– Лесёна. – Фед снова взял в руки гусли. – Дикий зверек из Светлолесья.

В те разы, когда мы возвращались в Обитель, я пряталась в читальнях, чтобы не встречаться с Инирикой в полутьме каменных коридоров. Глаза колдуньи будто спрашивали: «Чего ждать от тебя, зверек?» Так неужели оберег напоминал мне о колдовстве? Или о знании моего Пути?

– Что ты видела? – спросил Фед.

Когда я рассказала, наставник вздохнул.

– Каждый колдун от рождения имел дар, но как его развивать, по какой дороге знания и служения отправиться, выбирал сам.

Да, Три дороги, про которые пел Фед, пока вез меня в Обитель: Путь Созидания, Путь Превращения и Путь Разрушения. Колдуны с Пути Созидания создавали связи между всем сущим, и им легче всех давалось исцеление. Фед своими песнями плел целые полотна и переносил слушателей в царство оживших сказаний. Елар сращивал кости и порезы. Инирика растила травы, ходила по весне засевать поля рожью и репой. Каждый из них мог дать человеку добро, порадовать Отца-Сола.

– Со времен основания Обители там появлялись и жили только колдуны Пути Созидания. – В голосе Феда слышалось смущение, будто ему неловко за Инирику. – Почему так случилось, никто не знает, но, видно, такова воля богов. Поэтому, когда Древо разбудило твою силу, начался переполох, ведь Путь Разрушения отличается от наших чар, как отличается солнце от луны.

Давно мы не говорили вот так, как прежде. Я снова в полной мере ощущала себя ученицей, и тревога внутри спадала. Я даже не догадывалась, насколько нуждалась в крепком плече наставника все это время! И он тоже будто бы только сейчас это понял. Я видела в его глазах раскаяние: он корил себя за то, что оставил меня на все эти месяцы один на один с даром.

Мой Путь. Я могла рушить связи и сплетения внутри вещей. Обрывать тонкие нити, которыми пронизано все живое и неживое. В Обители сохранились руны пращуров, по которым учились другие, но то были знания Созидающих, мне недоступные. С Пути Разрушения сохранились всего две руны: Арф и Дарица. Из них я научилась плести только два заклятья-узора: прямой силы и помехи. Без сплетений я могла вызывать только живой огонь, но каждый раз это заканчивалось бедой. Раньше Фед заставлял меня работать с ним, приручать, но после случившегося в Дубравре прекратил уроки.

Каждый Путь – это своя, не похожая на другие, дорога. Когда-то все три были одинаково важны и полезны для мира. Но после того как первый червенец Мечислав сокрушил последнего колдовского царя, все изменилось: колдуны Созидания прячут свой дар от людей, колдунья Разрушения не желает ничего разрушать, а о колдунах с Пути Превращения вообще ничего не слышно.

Про старых богов, в которых верили и почитали пращуры людей и колдунов, давно молчали земли. Сказывали, будто потеряли старые боги силу над Срединным миром, ушли. Что были они не истинными, а всего лишь братьями нашими старшими, вслед за колдунами во тьму ступили, и унесла их небесная река от наших земель… И пришел триста лет назад жрец-человек, и создал Закон, и восславил Единого – того, кто все сотворил, кто дал людям силу и знание оберегать мир, и люди стали поклоняться ему.

Неужели моя неискусная мольба долетела до старых богов?

– Вот почему нельзя отступать от Линдозера, – сказала я, а Фед, подумав, кивнул. – Если в нем таится хоть частица знания, легенды или забытого заклятья, то это уже надежда, уже – награда.

Ведь бывало так, что в старых весях, у бабок-шептуний хранились заклятья. Мы с Федом как-то нашли в двух домах кусочки одного и того же колдовства, спрятанного в колыбельных. Фед извлек из них нити, что-то дописал-выплел сам и соткал прославленную теперь в Обители вещь – заклинание щита.

Теперь же нам ничего другого не оставалось, как ждать возвращения Минта. Я устроилась на лавке и смежила веки. Фед свернулся рядом.

– Не нам гадать, что замыслили боги. Не держись за воспоминания, не ищи их сама. Возможно, тебе уготовано через них увидеть ясность нынешних дней, а не минувших.

Я поразмыслила над его словами. Фед снова заговорил:

– Скоро Ночь Папоротника, а про Крылатую иногда вспоминают перед ней… Может, потому она тебе и явилась? Ты просила помощи в поисках?

Я чуть поднялась на постели. Ночь Папоротника – старинный обряд поиска своего суженого. Девушки и юноши отправляются ночью летнего Солнцеворота в лес, где под покровом тайны соединяют свои судьбы. Неужели об этом пророчила богиня? Я закусила губу.

– Как сталось так, что Крылатая ведает священной Ночью?

Наставник сперва молчал и уж потом, как смежились мои веки, заговорил:

– Мир повернулся, Лесёна. Верховные божества наших пращуров сменились Единым. Имена забыты или поруганы. Все смешалось: простой люд уже не помнит, из каких глубин тянутся обычаи.

И дальше его голос стал совсем тихим, почти неразличимым.