Ольга Пашнина - Школа темных. Ангел шторма

Пришлось признаться, потому что место я узнала сразу, едва очутилась в нем. Оно и раньше мне снилось, правда, сны о Тааре вытеснили эти воспоминания. Пожалуй, я была этому даже рада.

– В больнице. На Земле.

– Есть идеи, почему ты здесь?

– Да, здесь мама… лежала перед смертью. Я была рядом с ней.

Словно услышав меня, сон начал меняться, и пустая прежде палата обросла деталями. Столик у окна с одинокой ромашкой – на большой букет у меня не нашлось денег, да и ромашку я сорвала по пути в больницу, украдкой. Шкаф, кресло, зеркало с умывальником. Я с ужасом ждала, когда появится больничная койка, и, когда это произошло, закрыла глаза.

– Деллин…

Мамин голос резал наживую.

– Не хочу, – вырвалось у меня.

Развернувшись, я почти выскочила из палаты – удержал Кейман.

– Нельзя.

– Это мой сон! В нем можно все!

– Тогда ты проиграла. И сейчас в реальном мире встаешь с постели и несешься куда глаза глядят. Это сон, Деллин, это прошло.

– Вот именно, прошло! Почему я должна снова это переживать?!

– Деллин, детка, ну зачем ты так рано пришла? В школе, наверное, еще уроки…

Крост силой развернул меня обратно к койке. Пришлось взглянуть – и снова окунуться в ужасы тех месяцев. Когда казалось, что будущего просто нет, что пока мама жива, я улыбаюсь и дышу, а потом не захочу оставаться одна, исчезну вместе с ней – и так будет лучше. Зачем миру необразованная девочка, не умеющая читать?

– Привет, мам.

– Как у тебя дела, дорогая? У тебя есть покушать? Ты хорошо питаешься?

– Все хорошо, мама, миссис Данвелл присматривает за мной. Не волнуйся.

– Такой день хороший. Погуляй немного, ты бледная. Плохо спишь?

– Уроков много. Пишу реферат по холодной войне.

– Какая ты у меня умница.

Она закашлялась, и я инстинктивно потянулась к тумбочке за стаканом с водой. Прошло столько лет, а реакция сохранилась.

– Так странно… – Ее взгляд затуманился. – Умирать в этом мире… я бы очень хотела увидеть, как ты взрослеешь…

– Увидишь, мам. Тебе сделают операцию. И все будет хорошо.

– Не сдавайся, Делли. Ни за что не сдавайся, что бы ни случилось. Я всегда буду рядом. Даже если меня не станет, я буду с тобой… в каждой крупице…

К черту! Я не могу снова это слышать, особенно теперь, когда слова мамы не кажутся лихорадочным бредом, когда они имеют смысл.

Откуда только силы взялись: отпихнула Кеймана с прохода и вылетела в коридор. Секунда – из белоснежного он превратился в жуткий тоннель с хлюпающей под ногами грязью. А затем снова стал больницей. Я брела вперед, не разбирая дороги из-за слез на глазах.

Так нельзя. Нельзя без предупреждения выбрасывать меня в прошлое, ставить на место себя же и снова прокручивать все кошмары, сбывшиеся наяву.

Возле кабинета врача я остановилась. Кажется, в тот день я тоже к нему зашла, а он с кем-то разговаривал. И я сидела почти час в коридоре, на скамейке, рассматривая черные полосы на кроссовках, думая, что раньше мама бы убила за это и как же мне хотелось получить нагоняй! За кроссовки, за сломанный телефон, за подгоревшую яичницу… снова стать девчонкой, у которой одна ответственность: пытаться более-менее сносно учиться, насколько позволяет диагноз.

Тогда я не слышала, с кем и о чем говорит врач, а сейчас подошла поближе.

– Шансы невелики. Боюсь, мисс Шторм недолго осталось. Вы выбрасываете деньги на ветер, мистер Даркхолд.

– Я озвучил вам свою позицию. Они обратились в фонд, фонд обратился ко мне. И я готов оплатить операцию мисс Шторм. На условиях полной анонимности, разумеется.

– Что ж, это ваше право, Дэвид. Мы отправим вам счета на оплату. Ее дочке повезло, что вы наткнулись на их обращение.

– Да. Везучая девочка.

Услышав шаги, я обернулась. Показалось, Кейман смотрел с сочувствием, и стало тошно.

– Это правда? Он оплатил операцию?

– Не знаю. Это твое подсознание, а не мое. Может, ты что-то слышала, но не поняла, ибо не знала об Акорионе. Может, все наложилось и ты придумала этот эпизод. Я не знаю, Деллин, на этот вопрос при всем желании не отвечу.

– Ее операцию действительно кто-то оплатил. Анонимность – нормальная практика. Я не надеялась, когда обращалась в фонд, но кто-то оплатил все счета. Правда, операция только отсрочила все на пару месяцев…

– Она молодец. Сбежала с тобой в другой мир, выжила там, вырастила тебя так, как не смог бы вырастить я.

– Ты собирался меня растить?

– Не знаю. – Кейман пожал плечами. – Таару я растил. Получилось не очень.

– Почему?

– Потому что она хотела свободы, а я хотел ее. И считал, что я сильнее, старше, умнее, а там, куда она рвалась, ей непременно сделают больно. Я посадил ее в золотую клетку, замкнул ее мир на себе, а когда ей удалось вырваться, случилось то, что случилось. Не факт, что с тобой не получилось бы так же. Педагогика – не совсем мое.

– Вокруг меня постоянно происходило что-то… мироздание подбрасывало намеки. А я не видела, не понимала, не замечала.

– Ты жалеешь, что попала в Штормхолд?

– Нет. Я жалею, что, попав в него, не стала такой, какой хотела меня видеть мама.

– Она хотела видеть тебя живой. Поэтому и сбежала. Все остальное – мелочи.

Декорации снова начали меняться. Отвернувшись от Кеймана, я вытерла слезы и выдохнула. Наверное, хуже кошмара сознание не подкинет, с остальным я справлюсь.

Уж с праздничным актовым залом – точно. И Балом Огня, который гремел и сверкал сейчас вокруг нас. К потолку поднимались огненные цветы, в центре гимнастка лихо жонглировала горящими сердцами. Стайки наряженных адепток возбужденно переговаривались и хихикали в ожидании начала танцев.

– Деллин!

Сквозь толпу ко мне подбирался… сердце екнуло, замерло – и забилось сильнее. Эйген.

– Делл! Как же я по тебе скучал! – улыбнулся он.

Потом осмотрел меня и нахмурился.

– А где твой костюм?

В зале воцарилась тишина. Все взгляды обратились ко мне, а я мучительно покраснела. Странное ощущение: щемящее болезненное сожаление при виде мертвого друга и жуткая паника от мысли, что я пришла на бал без наряда.

– Я… э-э-э… костюм… он здесь, я просто… вот!

Подняла руку с зажатым в ней костюмом – и пространство взорвалось диким гоготом. Я крепко сжимала гигантского плюшевого гуся, который печально свисал под действием проклятой силы тяжести. Тяжелый, тварь, аж рука задрожала.

– Это… – Я растерянно обернулась к Кейману.

– Да, я понял. Что-то из разряда женских кошмаров. А почему гусь?

– Просто давай сделаем вид, что этого не было, ладно?

Зал и люди вокруг вновь превратились в бесформенное пятно. Только на этот раз я ощутила сожаление: растерянность и страх прошли, а с Эйгеном я поговорить так и не успела. Пожалуй, я до конца не осознала, что это всего лишь сны.