Василий Щепетнев - Брюсова жила

– Положим, деньги далеко не все, но есть и перспектива! – опять вставила мама.

– Есть, – не стал спорить отец. – И перспектива, и работа, и зарплата. Выбор простой – либо катиться назад, к сохе, либо присоединиться к современному миру.

– Ты, пап, прямо как депутат заговорил.

– Депутат, он порой и дельное сказать может. Ну ладно, молодёжь, вам уже спать давно пора.

Постелили им под навесом, во дворе. И жарко, лето все ж, да и собака рядом будет, пусть.

Потихоньку вокруг стало тихо.

– Знаешь, Корнейка, иногда здесь, бывает, город слышно.

– Город?

– Район. Рамонь. Поезд, автомобили, иногда даже бой курантов. В Рамони куранты есть, ещё с дореволюционного времени. По прямой до Рамони тридцать верст будет. Дорогой, конечно, больше

Свет в дома погас. Не у них одних, во всей Норушке. Отключили таки. Зато звезды будут виднее. Санька глянул из-под навеса.

С юга, со стороны Чирков, наползала хмарь, небо перекосилось, тяжесть пригибала один край к земле, а другой взлетал все выше и выше.

Они долго лежали в тишине. Наверное, Корнейка уснул. День длинный, а он ещё ехал.

Вдруг издалека долетел звук. Нет, не паровозный гудок, скорее, вой. Волчий? Говорят, с Украины прибегают. Или собаки?

Джой зарычал – низко, зло.

Вой повторился.

– Слышишь? – на всякий случай прошептал Санька.

– Слышу, – ответил Корнейка.

– Собаки? – неуверенно спросил Санька.

– Нет.

– А кто?

Корнейка немного помолчал, потом ответил нехотя.

– Это вурдалаки. Но они далеко…

Сколь потом Санька не вслушивался в беспроглядную тьму, ничего больше не выслушал.

Петухи кричали звонко, солнце светило ярко, хмарь исчезла, и с нею исчезли ночные страхи. Пошутил Корнейка. Какие могут быть вурдалаки, когда кругом день?

Санька умылся. Вода в умывальнике за ночь посвежела, что роса. Через неё бодрость в организме просыпается, руки-ноги сами движения ищут.

Корнейка встал раньше и делал зарядку. Обыкновенная зарядка, ноги на ширину плеч, руки в стороны, наклоны, развороты, прыжки, приседания. Он и сам такую делал месяца три, потом надоело. Если бы особенную, японскую или китайскую, тогда…

Корнейка подошел к перекладине, отец в прошлом году поставил, но занимался ещё меньше, чем Санька. Некогда. Да и ни к чему. Это для бухгалтеров необходимо, для библиотекарей, рабочий человек за день и наприседается, и напрыгается, и набегается. И ещё молодому организму полезно. Санька не возражал, полезно. Нужно возобновить.

Пока Корнейка подтягивался, Санька приседал. Корнейка раз, и он раз. Поровну. Ничья со счетом пятнадцать – сорок. Терпимо. В Чирках парень есть, Витька Лисауков, тот пятьдесят раз подтянуться может. Очень сильный.

Всё, хватит. Завтра он чуть раньше проснется, и будет заряжаться наравне с Корнейкой. Или почти наравне. Постепенность нужна в нагрузке, в книжечке написано, «Физическая культура для всех».

После того, как выпили по стакану молока (парного, мама с соседкой договорилась, своей коровы у них не было), подошёл и Пирог.

– Мам, мы в Буденовский лес пойдем, – предупредил Санька.

– К обеду возвращайтесь!

Поблизости от деревни было два леса – Буденовский и Ракитный. Ракитный не потому, что там ракиты росли, просто когда-то он барину принадлежал, генералу Ракитному. А Буденовский прежде, до Буденного, звался Шишовским. Вчера они не решили, в какой лес идти, и Буденовский выговорился сам собою.

Наверное, причиной было то, что Ракитный лежал к югу от Лисьей Норушки. Именно оттуда и слышен был ночью зловещий вой. Ночью всё зловещее. Половица скрипнет, или кошка Мурка глазами сверкнет – не по себе даже дома. А уж в парке – в каждом кусте страшилище мерещится. А днем ничего, днем не страшно, но всё-таки идти в ракитный лес не хотелось.

До Буденовского леса было восемь километров. Два часа ходьбы бодрым шагом. Сбоку трусил Джой. Джой, пожалуй, и волка загрызет. Или даже двух.

– Мои вчера весь вечер радовались, как хорошо будет Норушке, если цеха у нас построят. И зарплаты, и газ проведут, и пятое, и десятое, – рассказывал Пирог.

– И у нас то же самое, и по всей деревне, наверное. Плохо, да? – повернулся Санька к Корнейке.

– В том, что люди хотят хорошо жить, плохого нет.

– А завод? Мы-то думали, он вредный! И в телевизоре…

– Завод сам по себе не вредный, не полезный.

– В людях дело?

– В людях, конечно, тоже.

– А в ком ещё?

– Есть на свете, вернее, во тьме и нелюди.

– Вурдалаки, да? – сейчас, в залитом солнце полях говорить о вурдалаках было совсем не страшно.

– Вурдалаки – это потом. Следствие.

– А причина?

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Нет. Стараюсь узнать.

Санька вздохнул украдкой. Узнаешь что-нибудь в Буденовском лесу, как же. Трата времени. Нет, чтобы пойти в Чирки, в контору и сказать неведомым злодеям: «Ваша песенка спета, господа вурдалаки! Руки вверх!»

Словно услышав его мысли, Корнейка сказал:

– Хорошо бы, конечно, побрызгать на чирковских злодеев волшебным эликсиром и превратить всех в добрых волшебников, или, на худой конец, в статуи, да только они отбрызгиваться начнут. И со злодеями туманно. Эликсир статуйный штука в природе редкая, направо-налево плеснёшь, он и вышел весь. Где новый брать?

– Кто строит завод, тот и злодей, – высказал предположение Пирог.

– Скоро вся Норушка землю заводу отдаст, каждый акционерам станет, их тоже – в статуи? Этак у нас вся страна станет Страною Статуй.

– Так что же делать будем?

– Траву искать, чтобы вылечить зуб. Рекогносцировка на местности. Масло масляное.

– Причем тут масло, Корнейка?

– А… извини, брат Александр, я просто… Рекогносцировка и есть разведка на местности, проводимая командиром или штабными офицерами перед началом боевых действий.

– Получается, мы – штабные офицеры?

– И штабные, и боевые.

– Другое дело, – с удовлетворением сказал Пирог.

Боевой офицер, это звучит гордо. И идут они в лес на разведку, а поиск трав – прикрытие. Полезное прикрытие, особенно для Пирога. Да и самому неплохо травки пожевать. Для профилактики. А то часто снится, будто зубы выпадают, то один, а то пять разом.

Лес надвигался быстро. То синел вдали, а то – вот она, опушка.

В лесу прохладно, и дух совсем другой, не полевой. В поле скакать хочется на резвом коне, а в лесу – идти крадучись, неслышно. Если ломить, не разбирая дорогу, никогда ничего не увидишь, ни ягоды, ни белки, да и себя потерять недолго. Поле для воина, лес для охотника. Следопыта.

Шли они, как настоящие разведчики. Даже сучки под ногами почти не трещали. И лес сегодня большой, бескрайний, и вместе с тем близкий.

Настроение такое.

Не успели дойти до Земляничной поляны, как Корнейка отыскал под кустом травку. Очень на одуванчик похожа. А корешок – будто луковичка маленькая, с вишенку.