Екатерина Богданова - Искусство ведьмовства. Обучение

И как глянет на меня, а в глазах огонь, чисто в печи! Так и полыхают очи давеча чёрные красным пламенем.

Я со стула-то сползла и рачками-рачками к двери попятилась.

– Стоять! – загорланил злыдень столичный. – Встать, и отвечать!

Я вскочила, сарафан оправила, да и заревела. А чего он ором орёт, да ещё и огнём глядит? Чистый бес по мою душу.

– Всё, я сдаюсь, – простонал мужик зверем раненым, и на стул опять брякнулся.

Дерево затрещало, маг вскочил, ногою отопнул ломатьё и так на меня глянул, что прежний огонь мне за здравие почудился.

– Прекратить реветь! – велел раздухарившийся мужик, да толку-то.

Я ж испугалась, навертела всего в голове-то, уже и с жизнью прощаться принялась.

– Зови Евдору, совсем маг девку застращал, – пропищал голосок неведомый из угла дальнего.

– Так ужо скликал, бежит родненька, – прошипел второй.

Я тут и успокоилась. Коли даже домовые за меня – не попрёт из школы магистр этот. Домовые они же сила извечная, ну вроде старики так говорят, а там, кто их разберёт.

– Вот, – протянул мужик мне тряпицу белую да вонючую.

Никак сопли утереть предлагает. Я и утёрла, отревелась и слёзы отёрла, сжамкала тряпицу и обратно ему протягиваю.

– Оставь себе, – тихо так проговорил он, будто с устатку, после поля паханого.

– А куда ж я её? – спрашиваю, сама в пол гляжу.

– Давай сюда! – гаркнул он, и тряпицу из руки выдрал.

От же злыдень какой! Я ж ему ничегошеньки супротив не сотворила, а он!

И тут спасение моё пришло. Дверка отворилась и в комнатку матушка Евдора влетела. Отдышалась, за бока хватаясь, покряхтела, головой покачала, да и говорит:

– Вы что же это удумали, магистр Дарлат? Неужто не знаете, чтомолодые ведьмы неуравновешенны и грубости не терпят?

– Как видите, ничего страшного не произошло, – насупил чёрные брови маг. – Послушница совершенно не подготовлена к собеседованию, но это ещё не значит, что я должен давать ей какие-то поблажки.

– Да вы девочку до слёз довели! – всплеснула руками матушка.

Так и захотелось нажалиться, но я смекнула – этого мужика лучше лишний раз не серчать. И так больно осерчалый.

– Да ничего, матушка Евдора. Не сговорились, бывает, – обратилась я к бабушке.

– Давайте вместе разбираться, – кивнула Евдора.

И дело пошло. Она сама магистру расписала, что у меня да как. И про батюшку поведала, и про полёты на крышу. И даже про утопленницу рассказала. Маг только всё кивал да на меня поглядывал.

А потом возьми и скажи:

– Хорошо вы всё расписали, матушка Евдора, да только мне не ваш рассказ нужен, а реальное подтверждение ведьминских сил, и желательно с определением их направления. Результаты проверки вы мне так и не предоставили. Посему, я вынужден затребовать повторную экзаменацию.

– Да когда же? Вы аттестацию назначили на вечер поздний, а Весению теперь ночью мурыжить будете, что ли? – вознегодовала Евдора.

– Ночью ведьминские способности как никогда сильны, – гаденько так улыбнулся маг столичный.

А потом на меня глянул и говорит:

– Вы, Весения Радировна, пока успокойтесь, с силами соберитесь, а как аттестация направлений закончится, так я и вами займусь. А сейчас идите.

Матушка Евдора рукой мне махнула, мол, беги, покуда не передумал, а сама с ним осталась. А я учесала, не оглядываясь. Как в комнатку свою вернулась, и сама не упомню. Да только там, в спаленке, никого и не нашла. Покликала, по проходу прошлась, глядь, навстречу бежит девка в платье ведьминском.

– А где все? – крикнула ей.

Она на меня глянула мельком, руками махнула и как заголосит:

– Аттестация у нас, по распределениям. Если какое направление не сдаст, так закроют и исключат всех. Одним боевым хорошо, они всегда на спросе, а как же мы? Мы куда, я спрашиваю?

Я так и убежала в спаленку, покуда тумаков с горячки не отвесили. Да что же это делается-то? Всех бес магический застращал! И управы на него нет!

– Ну я тебе, морда столишная, холёная да вонючая! – погрозила кулаком в сторону двери.

– Так его, неча у нас тут свои порядки наводить, – пропищал кто-то из-под кровати.

– Я и говорю – неча! – прокричала в сердцах.

Опомнилась, поняла, что это со мной домовой переговаривается и ещё пуще осерчала.

– Ах ты, нечисть эдакая! Ты пошто меня под позор подводишь?! – заорала, под кровать заглядывая.

– А нет меня там, – послышалось сверху.

Выглянула и обомлела – сидит маленький такой человечек на краю кровати, ножки-ручки коротки, кафтанчик умело вышитый на нём, бородёнка сивая половину морды скрывает, а сверхукрасная шапка набекрень залихватски нахлобучена. И сапожки такие махонькие на ножках, красные, да серебром расшитые. Чисто игрушка искусная.

– Чего глаза лупишь? Домового никада не видала? – рассмеялся махонький мужичонка.

– Не видала, – как на духу призналась я.

– Да то-то и оно, не всем мы кажимся, – принялся болтать ножонками мужичок.

– А мне с чего такая невидаль? – потянула я руку, чтобы потрогать чудо дивное.

А он возьми и испарись дымкой туманною. А на другом краю кровати тут же и проявился.

– Ты ручонки-то не распускай, вестник. Знамо дело – твоя рука век укорачивает, – прицокнул языком мужичонка.

– Чего? – не поняла я.

– Никак и правда не ведаешь, кто ты и почто пришла? – замотал бородой домовой. Как есть домовой!

– Знамо дело кто, да и пришла по батюшкиному велению, – запечалилась я.

– Тююю, не знаешь, и не ведаешь. А всё туда же, ведьмой кличишься, – протянул мужичонка. – Бяда нам с тобой будет, коли ты не ведаешь, на что появилась. Ой, бяда.

И домовой исчез, вот только тут был, и не стало.

– Эй, куда?! – крикнула я, да толку-то, пропал человечек.

И осталась я одна, со своими думами, да вопросами неотвеченными. А впереди неведомо что, и магистр ко мне строжится. Ох и угодила, да знать бы куда и как выбраться.

Покручинилась, повздыхала, тряпьё своё перетрясла да в сундук прикроватный спровадила. В окно поглазела, да только там и смотреть-то не на что. Одни дерева и видать, да дорожки меж ними метёные. Никак тоже домовые за порядком глядят. В проход выглянула – никого, и тишина такая стоит, будто вымерли все. А солнышко уже к низу клониться начало.

– Пойду столоваться, – проговорила в пустую комнатку.

Никто мне не ответил, никто не откликнулся, а я уж надеялась, что вернётся домовой-то. Не вернулся, ну и не надо. Вышла, спустилась в зал пустой, прошла до столовой, а и там никого. Посмотрела на стол, с которого еду подают – пусто. Покликала, в ответ тишина. И чего, мне теперь голодом сидеть? К дверке подошла, которая в кухню, как я поняла, постучала. Обождала да и вошла. А коли не заперто, то и можно. Прошлась по кухне добротной, в котелки позаглядывала, набрала себе каши наваристой с мясом, от хлеба румяного, что на столе под тряпицей нашла, ломоть отняла, и пошла в обедню. Села за стол, наелась, посуду отнесла обратно, вымыла и на место поставила. Так-то, чай мы не городские, сами себя прокормим.