Даха Тараторина - Дурная кровь

Комнатушка Талле досталась прохладная и уж точно не уютная, но с крепким засовом на случай, если нечисть унюхает лёгкую добычу, и толстыми стенами.

Не слишком осторожно сбросив ношу на кровать, Верд приостановился. Выругался сквозь зубы, порылся в пыльном сундуке и небрежно набросил поверх свернувшейся клубочком девушки тонкое одеяло.

– Совсем молоденькая, – вполголоса припомнил он слова Санни и недовольно резко выдохнул: у молоденьких девочек небось слишком мелкая рубашка не топорщится на груди, а завязки не расходятся в стороны, маня проверить, что там за ними спрятано. Была бы девка умная, выскочила бы замуж в этом году, а то и парой лет раньше. Красивая ведь, хоть и дурная. Небось нашёлся бы олух, согласный связать себя с неугодной богам колдуньей. И может, тогда Талла была бы в безопасности: мужних ищейки короля почти что и не проверяют. Всем известно: дурная в семье – горе на весь род, да к тому ж и потомством обзавестись не выйдет.

Но устроилась бы! Жила спокойной жизнью, а не ёжилась на твёрдой кровати, точно продрогший зайчишка! Дура!

Верд не удержался, присел рядом и, демонстративно глядя в сторону, подтянул повыше одеяло, закрывая проклятую шнуровку под тонкой девичьей шеей. Постарался не задеть ладонью, даже случайно. Кто её знает, колдунью эту? Лежит, что тонкая ледяная статуэтка: красивая, нежная. Так и тянет обвести пальцами вздёрнутый носик, смешливо поджатые губы, жилку на шее, ныряющую за ворот… А тронешь – растает. И нету красоты. А то ещё уронишь случайно, разобьёшь на мелкие кусочки, и никто так никогда и не увидит, не узнает, что была на свете эдакая невидаль.

Её бы на полку, чтоб никто не трогал, да на ключ в дальней комнате. Кукла… Красивая будет кукла. У кого-то.

Резко мотнув головой, охотник отвернулся, убрал с лица прядь пепельных волос, как нарочно, всегда лезущих в глаза. Не про него такая кукла, нечего и разглядывать.

Больше не оборачиваясь, размашистым шагом вышел из кельи.

Другое дело – горячая вода! Вот это радость для таких, как он! Охотник уже и не помнил, когда в последний раз доводилось не наскоро ополоснуться над ведром, а то и над ледяным ручьём, а с наслаждением скинуть штаны и целиком погрузиться в бадью. Да в жаре, не хуже бани! В закутке на кухне, отгородившись занавеской, чтобы тепло медленнее уходило, спиной чуя пыхтение печи… Старые шрамы, обласканные мыльной водой, кажется, стали ныть чуть меньше, а уж какая благость для изнурённых долгим путешествием мышц! Точно женщина ласкает, гладит напряжённые плечи, дышит в ухо.

Непростительная слабость! Но Верд так и не заметил, когда задремал.

Наверное, сон был очень приятным. Глубоким и тягучим, как золотистые ленты мёда, похожие на жидкое солнце. Они стекали по спине, щекотали лопатки. И ветер пах весной и талым снегом, путался в волосах, тянул за ухо… Упорно тянул, терпеливо, до боли…

– Верд! Ве-е-е-ерд! – шёпотом звал ветер.

Тело среагировало быстрее, чем проснулось. То не ветер дёргал его за ухо, лохматил волосы и тряс плечо.

– Верд! А-а-а-ай!

Кого другого, наверное, удалось бы только сбить с ног, чтобы выгадать мгновение дотянуться до меча. Но Талла, лёгкая, тонкая, да к тому ж ещё слегка пошатывающаяся после хмельного, с воплем плюхнулась прямо в бадью.

Трепыхаясь, озираясь, не успев сообразить, что произошло, она визжала, вместо того чтобы выглянуть из-под слипшейся чёлки и удостовериться, что всё в порядке.

– Убива-а-а-ают! Убивают же?! – неуверенно уточнила она.

– Да кому ты нужна! – простонал мужчина, которого поганка ушибла в единственное покамест убережённое от травм место.

Талла замолчала так же резко, как начала орать. Замерла, аккуратно поделила чёлку пополам, словно раскрывая занавески:

– Ой, так я, выходит, зря перепугалась?

Рассмеялась, как ни в чём не бывало плюхнулась в воду, изрядно её при этом расплескав, откинулась назад и невозмутимо поинтересовалась:

– Ты тут как?

– Пока ты не явилась, был в порядке, – прорычал охотник, попутно отмечая, что мыла в бадье почти что и не осталось.

Талла развела руками, отчего старательно нагребённая Вердом пена снова разлетелась по краям.

– Я не виновата. Показалось, пыхтит кто-то за дверью, я и пошла тебя искать.

– Вместо того чтобы запереться и не высовывать носа?

– А вдруг бы с тобой что-то случилось? – лукаво подмигнула колдунья.

– Со мной и случилось! – Верд сгоряча шлёпнул по воде и подумал, что, если так и дальше пойдёт, сидеть ему в пустой бадье голым под надзором синих глаз. А учитывая, что кипяток совсем остыл, пока он дрых, сидеть будет крайне обидно. – Ты со мной случилась, ненормальная! Пошла вон отсюда! Хоть бы смутилась для приличия!

– А то я не знаю, где в мужской бане глазок проделан, – фыркнула колдунья. – Напугал, тоже мне.

И тут охотник разозлился. Девчонка ещё не поняла, что он с ней не шутки шутить собирается? Он подался вперёд и навис над ней, заставляя либо нырнуть, либо зажмуриться, чтобы спрятаться от колючего взгляда:

– Послушай, девка. Ты, видно, ещё не уразумела, с кем связалась. Я не друг тебе, не побратим и уж точно не муж. Я лишь не хочу, чтобы ты сдохла раньше, чем доберёшься до города. Но, честное слово, если это всё-таки случится, не слишком расстроюсь.

Её рот приоткрылся, вот-вот меленько задрожит и выпустит наружу накопившиеся рыдания! И польётся рекой всё, что девчонка сдерживала раньше: все страхи, обиды, всё одиночество выплеснется, как вода из бадьи!

– Поняла?! – гаркнул Верд, сердито засопев.

Колдунья едва заметно опустила подбородок, кивая, но остановилась. Уставилась исподлобья и… улыбнулась.

– А мне кажется, – и голос её был твёрд, точно говорила немолодая прошаренная баба, а не напуганная девка, – что я нужна тебе едва ли не больше, чем ты мне. Действительно считаешь, что я жила в своей избушке на отшибе и знать не знала, кто такие охотники?

Улыбка стала шире. Верд хотел ответить что-то. Что-то резкое, злое, что-то, что заставит колдунью замолчать… Но она набрала в грудь воздуха и нырнула, выражая полнейшее пренебрежение мнением мужчины.

Вода словно мгновенно нагрелась. Верд выскочил как ошпаренный, а Талла как ни в чём не бывало вынырнула, утёрла лицо и поднялась в полный рост. Тонкая рубашка облепляла тело, мешала перенести бледную ножку через бортик. Колдунья невозмутимо ступила на пол, ничуть не заботясь о стекающих на него струях, глядя прямо на Верда, нащупала утиральник на печи, промокнула волосы, скомкала и бросила охотнику. Ну и кто тут теперь жертва?

– Ну всё, девка, – он обвязал полотенцем бёдра и угрожающе шагнул вперёд, – зарвалась.

Она округлила глаза, от чего они ещё больше стали походить на ледяные озёра, и шумно сглотнула слюну.