Юлия Эллисон - Между льдом и пламенем, или Как сварить хорошее зелье

На глазах выступила влага. Я не хочу! Я не хочу замуж! Я хочу заниматься наукой, а не сидеть дома и готовить мужу обеды и ужины или следить за поместьем! Я хочу добиться признания, провести целый ряд экспериментов, написать книгу о своих опытах, приготовить хорошее зелье, о котором будут потом вспоминать последователи, да много всего! Но вина перед мамой все же тоже кольнула сердце. Папа прав, она всегда очень сильно переживает за меня в такие моменты. Но как они не понимают? Как они могут не понимать?! Зелья – это же вся моя жизнь!

– Ты не можешь так со мной поступить! – крикнула, зло сжимая руки в кулаки. – Я не хочу замуж!

– Могу и поступлю! – упрямо сверкнул глазами отец и еще более грозно сдвинул брови. – Сегодня же обращусь к императору с вопросом о твоем браке и поиске лучшей кандидатуры!

– Ты… ты… – не нашлась что сказать, размазывая слезы по лицу, пачкая щеки и пальцы в так и не отмытой саже. Как они могут?

– Можете идти, адептка Фави! – резко, зло оборвал меня ректор, не давая моей истерике разрастись во что-то большее. – Мы предупредили вас, а там… сами решайте.

Уже взаправду шмыгнула носом и стрелой вылетела из ректорского кабинета, сломя голову несясь по темным ночным коридорам. Даже свои вещи, оставленные на дубовом столе, забрать забыла. И зелье заживления…

Сердце тихо и отчаянно стонало от обиды и несправедливости. Я не хочу! Я не хочу замуж! Как они могут этого не понимать?! Все! С этого момента я буду очень-очень осторожна! И… печально вздохнула. Так и быть, отменю свой совместный эксперимент с Гердом, назначенный на следующую неделю. Хотя… представила, как он посмеется надо мной и возьмет другого напарника, который запорет все с самого начала. Нет! Я просто буду невероятно осторожна! И просчитаю все возможные реакции заранее!

Кивнула сама себе, все же стирая подолом и так уже испорченного платья копоть с лица. Прямо сейчас пойду и займусь расчетами! Ничто не может испортить мой триумф, когда у нас все получится! И отец поймет, как был неправ, когда запрещал мне заниматься зельеварением!

Императорский дворец. Кабинет императора

Шумный бал в нижнем зале дворца уже подходил к концу, но кое-где еще слышались громкие разговоры придворных и шутов, призванных веселить публику, пьяная ругань перебравших аристократов или деловые переговоры, прерываемые звоном хрустальных бокалов, скрепляющим новые выгодные сделки. Сквозь открытое окно большого светлого кабинета можно было услышать всю какофонию звуков позднего вечера, но двое мужчин, сидящих в высоких мягких креслах напротив друг друга, предпочитали не обращать на это внимания, упиваясь ценностью неторопливо текущего разговора.

Первый мужчина, в темно-бордовом бархатном камзоле, расшитом золотой нитью и с до блеска отполированными пуговицами, сидел на кресле ровно, положив руки с изящными, обманчиво тонкими запястьями на подлокотники. На его породистом лице томной дымкой проступала косая одобрительная ухмылка. Темно-рыжие волосы были зачесаны назад и заколоты драгоценной заколкой, и только одна крайне непослушная прядь смела выбиваться из его идеального облика безусловно знающего себе и своим словам цену мужчины, придавая ему некоторого хулиганского шарма.

– Твой ход, Алистер, – насмешливо сказал император, с интересом наблюдая за своим сегодняшним противником по старой как мир игре в шахматы. Полупрозрачные, сделанные из редкого камня точеные фигуры темными бликами отражали свет, льющийся из окна, выходящего на дворцовый сад, увешанный цветными фонариками в честь ежегодного празднества.

Второй мужчина, по-домашнему расслабленно сидящий на соседнем кресле, удивленно поднял бровь и задумчиво нахмурился, анализируя новую ситуацию на шахматном поле. Его белые волосы морозным солнцем выделялись в уютном полумраке помещения, а густая линия словно припорошенных снегом ресниц опустилась. Верхние пуговицы парадного камзола были расстегнуты. Он внимательно изучал шахматную доску.

Тонкие, унизанные родовыми перстнями пальцы дрогнули и ухватились за самую незначительную фигуру на доске, выстраивая только ему изведанную линию первой обороны.

– Шах, Вильямс. – Льдисто-голубые глаза поднялись на кровного брата, точное отражение его самого, за исключением лишь цвета глаз и волос. По какой-то счастливой случайности оба – старший и младший братья – родились практически идентичными, больше похожими на одноутробных близнецов. Впрочем, все и без того их таковыми считали, а два брата не спешили никого разубеждать в неправильности их выводов, будучи особенно близки друг с другом.

Император нахмурился, убирая непослушную прядь за ухо, искренне наслаждаясь этой игрой столь замечательным вечером.

– Сегодня у меня был барон Фави, ты знаешь? – Его тонкие, в цвет волос брови чуть дрогнули, выдавая нешуточный интерес к данной теме, но лицо все также бесстрастно сохраняло спокойствие. Алистер, уже привыкший к причудам брата, ухмыльнулся.

– Знаю, – кивнул он, встал со своего места и подошел к бару, наливая себе и императору по бокалу янтарного напитка, чтобы разнообразить этот вечер и сделать его еще более приятным. Тонкие пальцы сомкнулись на хрустале с тихим звоном ударившихся о стекло драгоценных перстней. – Что он хотел? – Он сел на пригретое место у окна, с любопытством ожидая хода брата, но тот неожиданно медлил, с отстраненной благодарностью принимая напиток.

Сотни крошечных фонарей дворцового сада сошлись на гранях бокала в маленьком отражении радуги на пальцах императора. Комната расцвела яркими бликами.

– О-о-о, – рыжий мужчина довольно улыбнулся. – Ты не поверишь. – Его тонкие, аристократически бледные губы растянулись в коварной ухмылке, наконец выдавая его настоящий хулиганский огненный темперамент.

Холодная бровь удивленно поднялась чуть выше, в ледяных глазах блеснул огонек интереса, но мужчина промолчал, прекрасно зная, что брат все расскажет ему и так, без вопросов.

– Он попросил подобрать партию его дочери, – наконец сознался император, протягивая руку к темным фигурам и снова меняя положение на доске в свою пользу. Его взгляд лукаво стрельнул во второго участника и опустился на сжимаемый в руке бокал. Янтарная жидкость приятным теплом разлилась в теле мужчины.

Родной брат императора удивленно хмыкнул, принимая новую информацию к сведению. Его губы расплылись в понимающей улыбке. Да, получи он такие сведения, тоже бы не стремился ими делиться, ведь в это сложно поверить. Барон Фави носился со своей дочерью словно курица с яйцом, и тем удивительнее было услышать то, что он, наконец, готов расстаться со своей главной драгоценностью.