Людмила Гурламская - Бывших принцесс не бывает

– А я все-таки за то, что принцесса Исабель жива, просто вынуждена скрываться, возможно, от того опекуна, которого считают убитым… – начал было Мэдэ, но директор решил оборвать все эти высказывания как-то уж слишком далеко ушедшие от производственной темы:

– Не говорите о том, чего не знаете!

Как я была ему благодарна в этот момент! Этот разговор не просто напрягал меня, а вызывал дичайшую головную боль. Все эти предположения, основанные на обрывочных сведениях, слухах и не имеющие под собой ничего конкретного, порой были очень близки к истине. Сама того не желая, я возвращалась в прошлое, которое желала забыть и забыла! К тому же, упоминания моего брата в связи с моим исчезновением были не то слово как неприятны. Уж я-то знала, что он не имел к этому отношения… Хотелось встать и заявить, чтобы не смели марать его имя грязными домыслами! Но я молчала, слушала и молчала… Мысли в голове возникали одна мрачнее другой. Вот за одним столом со мной сидят люди, которых я знаю достаточно долго, сидят, судят и обсуждают моих родных, меня… Что будет, если им станет известно, что я и есть та самая принцесса? Поймут ли они меня? Осудят или поддержат? Как изменится их отношение?

– И все же, чего нам ждать, если принцесса Исабель объявится и решит занять престол? – не внял предупреждению директора Давид.

Директор тяжело вздохнул, я еле удержалась. Продолжать сохранять видимость невозмутимости и вялого интереса было очень сложно.

– Повторяю еще раз, эти рассуждения совершенно бессмысленны в нашей ситуации. Мы известим оба государства о перерыве в работе завода и запросим финансовую и техническую помощь, опираясь на пункт тринадцать Соглашения. Кто в этот момент будет занимать престол Анзании, нас не касается! Юридически мы в своем праве.

– Если принц убил принцессу, он не сможет стать во главе Анзании. У них же там за убийство смертная казнь полагается… – снова высказался Честер.

На последней фразе у меня потемнело в глазах. Я сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь. Да как он смеет такое говорить!

– Господин Фирс, вы забываетесь! – довольно-таки жестко осадил его директор. – Ваши высказывания в отношении наследника в сопредельном государстве легко квалифицируют как клевету и будут правы! Надеюсь, вы в курсе, что за подобное в Анзании предусмотрена вовсе не административная ответственность? – Честер едва заметно скривился, но все же кивнул, признавая если не свою неправоту, то хотя бы справедливость слов Ричарда. – Вынужден озвучить еще одно решение, – тем временем продолжил директор, сверля Честера недовольным взглядом. – На переговоры в Анзанию вы, господин Фирс, не поедете. Изначально я планировал возложить на вас эту миссию, но увы. Для вашего же блага вам лучше сидеть дома!

Честер опешил. Только удивленно моргал и мычал что-то невразумительное. Похоже, нечаянно упущенная возможность посетить Анзанию его очень расстроила.

– Ой, а можно я поеду? – подняла руку вверх Матильда. – Ведь счетному отделу тоже полагается техническое перевооружение или как? Мне сейф бы новый и счетную машину последнего поколения… Заодно прослежу, чтобы анзанцы нас не обманули. А? – она сложила ручки на своей пышной груди и устремила на директора просяще-умоляющий взгляд.

– У вас будет достаточно дел здесь, госпожа Рафф-Шон, – не повелся на мольбу директор. – Инвентаризация, например. В Анзанию от нас поедет госпожа главный технолог. Думаю, это оптимально. Она ведь как никто другой знает, в чем наш завод нуждается больше всего…

Я подняла глаза на Ричарда, растерянно моргнула и… всё. Свет померк… в голове моей что-то перемкнуло…

***

Очнулась я часа через два. По моим ощущениям. Состояние было странное. Казалось бы, глубокий обморок должен сопровождаться потерей сознания, но я временами все же что-то чувствовала. Я слышала, как завопила Матильда, когда я упала, как все засуетились… как кто-то куда-то меня нес. Кажется, Ричард. Правда, совсем не так, как в прошлый раз. И то, как он чертыхался перед моей дверью, тоже слышала. Ах, да. Ключи-то у меня в… На сей раз и правда в кармане, только рабочего комбинезона. Его я на оперативку не одела во избежание начальственного гнева, оставила в лаборатории… Ёлки, не найдет ведь! Почему-то эта мысль меня очень тревожила… Потом все пропало. И вот сейчас я снова услышала голоса. Знакомые. Один принадлежал Ричарду, а второй господину Риссу, лекарю. Наверное, директор вызвал его ко мне. Разговаривали шепотом, но несколько возбужденно.

– У нее хронический недосып, физическое и нервное переутомление. К тому же, она терпела сильнейшую головную боль. Еще бы немного и у нее случилось бы кровоизлияние! У молодой здоровой женщины! К счастью, мозг вовремя отключился. Что у вас здесь происходит, господин Альбро, что вы созываете совещания по ночам, на которых ваши сотрудники падают в обморок? – гневно шипел господин Рисс. Честно говоря, вообще не думала, что он так может.

– Да ничего хорошего не происходит, – устало ответил ему директор. – Я разберусь…

– Уж разберитесь! И обратите внимание на охрану труда. Ваш завод относится к разряду опасных производств, почему я вынужден всякий раз напоминать об этом?

– Полностью с вами согласен. Ужесточу. Прослежу, – вздохнул Ричард. – Еще один вопрос, господин Рисс. Когда госпожу Мари можно допускать к работе?

– Не ранее завтрашнего утра, естественно! – рыкнул лекарь. – В идеале ей бы отлежаться дня три. Но ведь эта неугомонная не сможет просто отдыхать! Поэтому завтра. И пусть сама проснется.

– Это понятно, – раздраженно согласился директор. – Я немного другое имел ввиду. Ее обморок не связан с… каким-то особенным состоянием женского организма? Не может ли это состояние в скором времени стать несовместимым с работой?

– Господин Альбро, вы… в своем уме? – задохнулся возмущением лекарь. – У госпожи Мари нет никаких предпосылок быть в этом самом особенном состоянии, как вы выразились!

– Простите, просто не мог не видеть соответствующие изменения в ауре, поэтому и предположил вполне естественные последствия. Если хотите знать, ничего страшного и предосудительного в этом не вижу.

– Вы бы хотя бы поинтересовались давностью этих изменений, – чуть смягчился господин Рисс.

– Простите, нет. Я и так жалею о том, что увидел. Это вмешательство в частную жизнь и…

– Десять лет, – коротко оборвал его объяснения лекарь.

Послышались сдавленные ругательства и единственный вопрос:

– Кто?

– Мы с Сержио так и не смогли это выяснить. Госпожа Мари ничего не помнит… Могу лишь сказать, что ни о какой доброй воле речи не шло… – тихо проговорил господин Рисс.

Мое сердце бешено билось где-то в горле. Они знали, они все знали! Даже не знаю, что лучше, это тактичное молчание или прямой уточняющий вопрос? Решила сохранить свою тайну? Никогда не общайся с магами, даже выгоревшими! Я сглотнула противный комок и снова прислушалась к утихшему было разговору.