Надежда Олешкевич - Мой палач

Однако Тиррен сам догадался сделать привал, позволив мне не выглядеть в его глазах слабой и ноющей женщиной. Я вытерпела, не проронила ни слова, даже смогла самостоятельно слезть, хотя не отказалась бы от помощи. Спрыгнула на землю, и меня неожиданно повело в сторону, но внезапно появилась невидимая опора, не позволяющая упасть. Я взглянула на мужчину, миам которого сейчас пришел мне на выручку, но почему-то не поблагодарила. Эти слова застряли в горле колючим комом.

И лишь съев половину протянутой порции сыра с хлебом и мясом, я пришла в себя и уже была готова кидаться налево и направо любого рода колкостями, собираясь довести палача до белого каления, чтобы он сам захотел со мной распрощаться. Осталось полтора дня. Всего ничего, чтобы найти способ избавиться от мужчины. Теперь нет клетки, но пристальный надзор мага и невероятные возможности его миама быстро перемещаться отметали так много вариантов обретения свободы.

– Надеюсь, вы меня не вините в потере своих подданных, – моему голосу немного не хватило желаемой дерзости.

– Зачем, если вы сами себя вините? – Тиррен посмотрел на меня лишь на долю секунды, снова отворачиваясь и разглядывая лес Волчьей долины, где совсем недавно происходили жуткие события.

– Вы слишком хорошего обо мне мнения, если так считаете.

Хотя тяжесть в груди на самом деле присутствовала. Эта картина со стражниками и лошадьми, разодранными волками, еще долго будет навещать меня по ночам, окрашивая сны в багровый цвет. Я с трудом сдержалась, чтобы не встряхнуть головой и не подать виду, что мужчина попал в самую точку.

– Не льстите себе. Я не формирую мнение о людях, которых должен убить. Это лишнее.

По телу пробежали ледяные мурашки, грудь сковало холодом. Дыхание и вовсе сперло, а кусок хлеба встал поперек горла. Мне с трудом удалось сдержать кашель, не показать, как сильно задели его слова. Желание сбежать усилилось в разы. Если раньше мне казалось все какой-то игрой, где всего-то нужно не доехать до места казни, то сейчас зародился неприятный трепет перед этим мужчиной. Не было ни малейшего сомнения, что если прямо здесь и сейчас появится необходимость заколоть меня кинжалом, висевшим у него на поясе, то он без малейшей заминки воткнет тот мне в сердце и ни один мускул не дрогнет на его лице. Значит, тэйр Маркард ди Тиррен Мэйтлон не просто так получил статус первого палача империи, считался самым кровожадным и беспощадным, сильным, непреклонным и жестоким человеком. О нем говорили многое: что мужчина не умеет любить, ненавидеть, смеяться, злиться. Это холодное оружие императора, выполняющее самую сложную работу, с которой остальные справиться не могли. И сейчас он сидел рядом со мной, смотрел вдаль, спокойно ел мясо, словно не было той драки с волками, словно не его солдат убили, словно не я спасла ему жизнь, проткнув того зверя.

Я всегда считала, что мнение о людях нужно формировать самостоятельно, поэтому старалась начинать общение с заочно знакомым человеком с чистого листа, не прислушиваясь к остальным. И даже с Тирреном было все так же. Однако сейчас… он являлся палачом. Моим палачом, собирающимся привести приговор в исполнение.

На этот раз поехать на черной лошади у меня не вышло. Мне досталась другая, которую спасали в том побоище. Я всегда думала, что пленных ведут за собой, придерживая поводок, однако Тиррен не беспокоился об этом. Он предоставил мне мнимую свободу действий. Мы не неслись галопом, двигались относительно медленно, что позволяло не ощущать себя неповоротливым бревном в седле. Я некоторое время выбирала тактику и пыталась придумать способ, позволивший бы отделаться от палача и скрыться от так называемого правосудия.

– Зачем надо было возвращаться? Почему сразу не развернулись и не уехали?

– Эйви Морисон, я не веду любого рода беседы с приговоренными к смерти.

– Почему же не ведете? За время нашего путешествия уже вон как много было сказано слов. Думаю, к вечеру мы и вовсе перейдем с вами на задушевные темы.

Я старалась не обращать внимания на его высказывание, делать вид, будто ничего не слышала и не появилась внутри дрожь от одного упоминания о казни.

Палач ускорил темп, чтобы сказать ему что-либо стало трудно, чтобы ветер уносил слова куда-то назад и смешивал их с пением птиц, перелетающих с одной группки зеленых деревьев на другую. Мне пришлось последовать за ним, пару раз притормозить и ощутить в те моменты, как невидимый миам сам подгоняет лошадь. И как бы мне не хотелось вывести мужчину на разговор, это оказалось слишком сложно.

Зато наступил вечер, до прихода которого мы не наткнулись ни на один постоялый двор. По этой дороге редко ездили путники, так как территорию Волчьей долины мы пересекли не так давно. Тиррен разжег костер, поделился со мной едой, а затем молча сидел и смотрел на игру языков пламени.

Сухие ветки потрескивали, выбрасывая в воздух маленьких светлячков, улетающих в небо. Они поднимались вверх, мигали, но слишком быстро затухали. Еще не появился ночной холод, жар от костра опалял кожу, заставляя слегка отодвинуться от него. Где-то вдалеке ухала сова, стрекотали кузнечики, не позволяя нам почувствовать себя единственными гостями в небольшом лесу. Запах травы давно перемешался с запахом дыма, из-за чего скудная на первый взгляд еда показалась в разы вкуснее.

Я много раз собиралась заговорить с мужчиной, но постоянно останавливала себя, понимая, что выбранный путь не поможет добиться желаемого. Меня сперва тревожило, что палач больше не делал попыток проникнуть мне в голову с помощью миама, но затем появилась догадка, что он попросту боится. И страшится Тиррен не того, что увидит, а невозможности контролировать в тот момент ситуацию. Ведь кто знает, вдруг я на самом деле ведьма, которой не нужны определенные предметы, чтобы усыпить его снова?

– Уважаемый палач, так что вы делали в Тервиле? Не поймите меня неправильно, я рада нашему знакомству… – мне вдруг пришла в голову замечательная идея, поэтому дальше я заговорила тише, более плавно, медленно придвигаясь к мужчине и будто случайно задевая рукой вырез платья, открывая при этом обзор на оголившуюся ногу. – Просто… что делал такой важный для империи человек, как вы, в нашем захолустье?

Тиррен сидел на пне, возле которого разжигал костер. Он со скучающим видом повернулся ко мне, а затем снова устремил взгляд на оранжевые всполохи.

– Вас туда точно направили не для разбирательства со мной. Возможно… – я прикоснулась пальцами к его колену и медленно начала движение по ноге вверх, поднимая взгляд к лицу мужчины, – все дело в какой-нибудь женщине.

Палач сбросил мою руку с себя. Его резкие движения почему-то придали мне уверенности, что я на верном пути. Будь он полностью спокоен, то не убирал бы ее настолько быстро.