Юрий Л. Казаков - Тысяча улиток на одном велосипеде. Сборник рассказов

– Я здесь, – раздался его голос. – Не двигайся.

– Это шутка такая? Вы шутите? Знаете, что я вам скажу! У меня шутки может быть и не такие смешные, но они гораздо интереснее ваших.

– Тише. Не двигайся. Не разжимай руки. Прошу тебя.

– Что за бред?

– Ты можешь вспомнить что-нибудь хорошее? Что-нибудь очень и очень хорошее.

– Чего?

– Я прошу, вспомни что-нибудь очень хорошее. Очень яркое.

– Зачем это?

– Хочу украсить ёлку твоими яркими воспоминаниями.

– Ха, – воскликнул я притворно, оценив низкопробный полукаламбур ночного розыгрыша.

– Слышишь?

– Ничего не слышу! – раздражённо ответил я.

– Стук колес. Слышишь? Самокат слышишь? Он мчится по асфальту. Пальцы сжимают ручки. Слышишь? Чувствуешь?

Я вдруг закрыл глаза и увидел, как мысли полетели над дорогой. Как таяло мороженое в вафельном стаканчике, как нёс самокат взрослого бородатого дядьку по высокому мосту над солнечной рекой.

И как вдруг в руке появилась картонка, а на ней слова: «Книги тут».

И как в холле школы встретил людей, которых не видел двадцать лет. И как они улыбались мне, словно и не было этих расставаний.

И как старенькая беседка, в которой хотел написать книгу, рухнула. И как подумал, что теперь нашлось место для баскетбольной площадки.

И как в руке впервые возник гребенчатый шпатель, и как плитка на стене удержалась, и племянник ободряюще назвал меня ботаником.

И как намотали по пешеходным переходам круги вдоль круга вместе с Сашенькой, пусть даже и в фантазиях. И как, сидя на нижней полке плацкарта, печатал рассказ и еле сдерживал слёзы.

И как творческая дверь потерялась, а потом опять возникла, и оказалось, что она и не терялась вовсе.

И как обессиленный пёс сидел на заднем сидении, а я мчал полтысячи километров к ветеринару, чтобы успеть и помочь. И ведь успел. Помог. А в прошлый раз, четыре года назад, Аришеньке не помог. Но очень хотел. Мчал. Мчал. Мчал полтысячи километров к ветеринару. И не помог. Но теперь помог. Теперь эту задачу выполнил.

И как наведался в Министерство погоды и настроения и выпросил дополнительную неделю снега, чтобы пробежать на лыжах ещё сто километров.

И как приготовил яичницу с кабачками. Хорошо, что под рукой оказался ещё и сыр.

И как впервые прошёлся по песочному городскому пляжу северного моря, хотя живу возле него вот уже несколько десятков лет.

– Ого! Ого-го! – раздался восторженный голос Мастера, и я открыл глаза и разжал руки. – Иди сюда! Смотри!

Я выбрался из-под ели и поднял голову. Дерево светилось моими яркими воспоминаниями из улыбающихся гирлянд и подмигивающих шаров, фигурок самоката и шпателя, тыквы и кабачков, лыжных ботинок и вздымающихся волн северного моря, музыкального поезда и растворимого кофе в синем стакане.

– Чудесный год! – заявил Мастер и протянул мне горячий лимонад из облепихи.

Ни одного посетителя. А ведь прошло уже несколько часов, как Мастер оставил меня в лавке за главного, а сам отправился на фермерскую ярмарку за овсяной мукой. И вдруг над дверью раздался звон колокольчика, я выпрямился и широко улыбнулся, встречая первого гостя.

Это был молодой человек. Думаю, не старше двадцати пяти. Чуть взлохмаченный, худощавый. Зеленая кофта, слегка поношенные джинсы и ботинки с запылившимися краями.

– Добро пожаловать! – Но гость мне не ответил, даже не посмотрел в мою сторону. Он замер на пороге, растерянно оглядываясь по сторонам. – Проходите, могу я быть вам полезен?

Он молчал, а глаза продолжали искать что-то, за что можно было зацепиться. И тут я осознал – он ещё ни разу не моргнул. И лицо неподвижное, а руки безвольно свисают, словно бельевые верёвки. Кажется, вот-вот, и он свалится на пол.

Я вышел из-за прилавка и развернул гостевой стул:

– Присаживайтесь. Хотите чаю? Я сейчас подогрею.

Но он не ответил. Его тело вдруг качнуло в сторону, и если бы не прочная деревянная столешница, то он тотчас бы покатился по кафелю прямиком в стену.

– Аккуратнее! – воскликнул я и ухватил гостя за рукав.

Он повернулся и взглянул на меня глазами, наполненными ядовитой пылью и застывшим временем.

Я никогда не видел такого взгляда: тяжелого и одновременно пустого. Абсолютно пустого при всей его тяжести. И мерзкого. И душного. И страшного. Всё вместе.

И я отскочил. Не сдержался и отвернулся. А потом услышал его дыхание – ритмичное, глубокое, отрешенное.

– Кто вы? Что вам надо? – Я попятился вдоль стены к прилавку, а затем укрылся за ним.

Гость молчал. Он продолжал водить глазами по сторонам, а на побелевшем лбу выступили крупные капли пота. Его дыхание стало громче. Он держался руками за прочную столешницу и не двигался.

– Если вы не уйдёте, мне придётся вызвать… – Вдруг дверной колокольчик спасительно прозвенел, и я увидел на пороге Мастера. – Как хорошо! Наконец-то! Я уже… совсем…

– Что случилось?

– Вот, – махнул я рукой, – не знаю, как объяснить. Не знаю, что с ним. Что-то принял, наверное. Не знаю, может, позвонить куда-нибудь?

– Минуту, – Мастер поставил на прилавок пакет с овсяной мукой, достал из нагрудного кармана пенсне в малахитовом корпусе и повернулся к гостю. – Ясно.

– Что ясно? Что с ним? – Но Мастер не ответил. Он скрылся в кладовке и вскоре вернулся с матрасом и подушкой. – Что вы делаете?

Он расправил на полу пуховый матрас, затем подошёл к молодому человеку и аккуратно вытащил из его кармана телефон.

– Пожалуйста, выключи свет здесь и зашторь окна, – наконец сказал Мастер. – Я ещё не научился укладывать их по-другому. Только, когда темно… они ложатся, когда темно. Впрочем, некоторые не ложатся, когда темно. Пока не знаю, что с этим делать.

– Я не понимаю, объясните. – Лавка погрузилась в полумрак.

– Тише, мой друг. Сейчас нужна полная тишина. – Он встал ко мне за прилавок, и мы уставились на нашего странного гостя.

Молодой человек по-прежнему не двигался и громко дышал. Было темно. Я не видел его, только силуэт. Но я почти ощущал, как продолжают бегать во мраке его стеклянные глаза, наполненные застывшей пылью, как капли выступающего пота медленно скатываются вниз по бледному лицу.

Сколько прошло времени, трудно сказать. Полчаса. Может, больше. И когда я уже начал уставать от неизвестности и непонимания, Мастер осторожно дотронулся до моего плеча и замер. Молодой человек вдруг начал суетливо стаскивать с себя кофту, но не успел и повалился на матрас.

– Сработало, – прошептал Мастер и включил телефон нашего гостя. – Пара минут, и всё закончится.

– Что вы делаете?

– Это серфинжист.

– Кто? Серфингист?

– Нет. Я называю их серфинжистами. Они всё по верхам да по верхам. Мчатся по жизни, скользят. Поверхностно. Без глубины.