Юлия Лилея - Сказания Реки забвения

Иногда в Реке Забвения всплывали какие-то незнакомцы. Никто не знал, откуда появилась протока. Воды были тёмные, густые. Местные обходили их стороной, боялись сами сгинуть в пучине. Так и родилось сказание о Реке – с предостережением людям. Напевали его женщины-илайицы своим детям. Вместе с молоком матери впитывали малыши опасения от Вод Забвения. Избегали её всеми путями.

Но в один из дней лета земледелица Варна, шедшая с полей, увидела человека. Одет он был по-чужеземному, в широкий кожаный плащ, и опоясан мечом. Говорил на языке, еле понятном земледелице. Мужчина шёл тяжело, придерживая руку, видно было, поранился. Варна осторожно шагнула навстречу, оглядела промокшего незнакомца, обсыпанного песком и, встревоженно оглядываясь, спросила:

– Из какой страны ты муж?

Мужчина, еле отдышавшись, отвечал:

– Сидха меня зовут. С острова Макаарты я. От горя и тоски бросился я в Воды Забвения!

Варна, видя, как ему нелегко, взяла под руку и помогла сесть под деревьями. Достала бутыль с водой, и напоила незнакомца.

В её глазах Сидха увидел вопросы и продолжил историю:

– Воином служил я в королевской дружине. А когда овдовел, сыновья стали для меня всем. Старший обещал стать искусным воином, уже и на ристалище отличиться успел. Смелым был и храбрым, весной мы собирались в поход. Средний не больно любил воинскую науку, зато искусен был играть на фидле. И уж такие протяжные звуки издавал инструмент, когда он его брал в руки! За душу брала игра, а какие сказы он сочинял! Лишь третий сын был ещё мал, и неизвестной оставалась его судьба.

Варна закивала в ответ:

– У меня тоже сыновья, четверо.

Сидха между тем продолжал:

– Обычно посвящение случалось на тринадцатую зиму ребенка, но в последнее время нашу страну стали одолевать захватчики. Вот король и решил всех мальчиков посвятить в воинов, от десяти зим и старше – разом. И как раз младшему сыну исполнилось десять. В то безветренное утро на небе не виделось ни облачка, а народу было видимо-невидимо. Вот уж и мои мальчики выплыли на лодке в море – тихое и спокойное. Как вдруг, откуда ни возьмись, воронка-омут появилась и закачалась, накренилась лодка, и из неё выпал младший сын. Мальчики бросились спасать брата, и вот-вот, казалось, схватят его за ладошки!

Отвернувшись, Сидха замолчал, словно, оказавшись на том берегу. Варна заметила, как слёзы потекли по лицу чужеземца. Взяла за руку она его, утешая.

– Но большая волна накрыла их с головой. Никто даже опомниться не успел, как сыновей у меня не стало.

– Кааак? И никто не смог помочь? Вон людей сколько было..

– Никто.. Только круги остались на воде, даже тела их не смогли мы найти.

Земледилица прослезилась, и поделилась своей бедой:

– А у меня муж погиб на охоте, недавно…Вепрь сбил его с ног, не успел он увернуться. Осталась я одна с четырьмя детьми. Нелегко нам без кормильца.

Сидха закивал головой, сочувствуя её потере.

– Одной совсем тяжко, наверное?

Варна лишь вздохнула.

– Семьи у меня больше не было, с каждым днем становилось всё труднее вставать с утра. По вечерам я разжигал костёр, вспоминал детей, и осознание их гибели медленно убивало меня. Знал, что в том моя вина, и горький осадок еще больше разъедал душу.

– Да нет Сидха вины твоей. Это всё водная стихия – грозной она бывает, не щадит никого.

Словно на исповеди, облегчая душу, Сидха продолжал:

– Давным-давно, в последнем военном походе я и мои дружинники после победы, как водится, делили добычу. А поделив, начали расходиться. И только меня что-то будто толкало вниз. Прошелся я туда-сюда, увидал сундук кованый, хотел открыть, да никак, заперт крепко. Взял секиру, рубанул замок – и чуть не выронил её от неожиданности! Монеты так и посыпались!

– Золотые?

– Да целый сундук.. Сперва я хотел крикнуть дружинников. Но передумал, переложил добычу в мешок и был таков. Знал ведь, что нарушаю святое правило – делить поровну. Но сыновья росли, да и жена хворала. Вот и припрятал я дома сокровища. Мне бы опомниться после смерти жены, но словно подзабыл об этом. Вот Боги и покарали меня.

– Эхх, Сидха, Сидха..

– Думал я свои черные думы, отправился к храму, повинился, оставил злато возле алтаря и, намедни пошел ближе к Реке Забвения. Да и решился. Невыносимо мне дальше жить стало. Была-не была, пусть распорядиться судьба. Хотел обо всем забыть.

– Прими мою жизнь, Река! – Так сказал я себе. Бросился в её воды, вот так и оказался здесь.

Каждый задумался о своём, глубоко вздыхая.

После рассказа о семье, Сидха показался Варне каким-то родным. Как никто, она его понимала. «Как он о детях говорил, жаль его. А так сгубят в княжеском остроге, поминай, как звали» – бросая короткие взгляды на чужеземца, раздумывала женщина.

Вообще на Иллайе были рады гостям, но тех, кто появлялся из Реки Забвения, стражники обязательно забирали в острог. Там уж и разбирались, что и к чему. Потом князь решал их судьбу. Если намерения чужестранца были чисты и без злого умысла, разрешали ему поселиться в деревне Чужен. А там уж от самого иноземца зависело. Если человек от горести какой бросался в реку Забвения, то нередко так ему хотелось изменить судьбу, что на иллаийской земле приживался, словно зерно, брошенное в благодатную почву. Бывало правда разное, как говорится земля слухами полнится: сгинули однажды в остроге несколько чужеземцев, или от непривычки к незнакомой пище, или шпионами они были. Смутное предчувствие тревоги охватило женщину. Вот и решила Варна спрятать Сидху, чтобы дать ему прийти в себя и уж потом на княжеский двор отправляться, а там и видно будет.

– Сидха, идем. Стемнело уже, проберемся в мой дом, надо осмотреть твои раны.

Чужеземец с благодарностью посмотрел на земледелицу.

– Благодарствую, доброе сердце у тебя. Боги тебя не забудут.

В итоге, месяца три прожил чужеземец на дворе Варны. Сидха, хоть и был воином, но и по хозяйству справным оказался. Прикипел ко вдовушке, к её детям, и к земле Иллайской.

По соседству с земледелицей жила дева Лурия, млада да кудрява, характер же у неё был вздорный. Вот никто и не брал её в жены. Всё наблюдала, кто живет лучше да ест слаще.

Уж когда умер муж у соседки, сочувствовала ей на словах, а в душе радовалась.