Елизавета Трубникова - Чёрный огонь мадам Рокто

Посвящается композитору Павлу Морозову, который поверил в эту историю и написал оперу, чтобы мечта Роберто сбылась! А также и моему мужу, который сумел убедить меня в часы отчаяния, что я всё-таки – писатель, а не работник душных конторок. Отдельное спасибо моему внимательному секретарю, который терпеливо переносил в компьютер главу за главой этой книги. Примечательно, что эти трое – один и тот же человек. И я бесконечно благодарна за любовь, поддержку и понимание – не так-то просто убедить в чём-то писателя. Особенно если это – любимая и любящая жена.

– Только заклинаю вас, голубчик, не считайте, ради Бога, не считайте неприметную тихую даму – за ведьму! – статная женщина средних лет, с весьма яркой внешностью, и, к тому же, нарядно одетая, ещё больше вытянулась, демонстрируя несомненный рекорд среди чемпионок женского пола по высокому росту. – Судачат всякое, мда. Но не всех же лягушек в этом затхлом городишке слушать вашим уважаемым ушам.

– Что вы, что вы! И в мыслях не было принимать вас – красавицу, женщину редкого обаяния, истинную аристократку – за ведьму.

Неуклюжий господин с коротенькими ножками согнулся в поклоне. Чем немало рассмешил и вправду красивую, ухоженную даму. С тонкими чертами лица и гипнотическими зелёными глазами, похожими на изумруды. Однако она поспешила спрятать насмешку за маской фальшивой любезности.

– Извольте же поскорее откушать лучших эклеров в Иль-Даджио! – Эрнесто Бецатти завозился с ключами, гремя огромной связкой, на большом старинном медном кольце.

– Эклеры – фи! Какая гадость!

– Что вы сказали, дорогая?

– Я говорю, с превеликим удовольствием откушаю! Но только мне уже пора быть в приюте Ильи де Рокто – моей сестрицы. Быть может, для сироток, вы выделите коробку ваших чудесных пирожных?

– И печеньев в придачу! – весело насвистывая, добрый малый Эрнесто, уже укладывал аппетитные эклеры и печенья в красивые коробки. Бережно, с любовью, подписывая каждую. – Готово! Позвольте сообщить вам, любезная мадам Рокто, что уже в пять утра, все мои товары достают горячими из печей и доставляют прямиком сюда. После чего я лично, каждое утро, и, клянусь вам – никаких исключений, открываю лавку и сам продаю ребятишкам свежую сдобу, мои знаменитые эклеры, пирожные и пироги!

– Добрый, добрый, добрый, Эрнесто! – мадам Рокто сложила изящные тонкие руки в роскошных бархатных перчатках на груди, выразив крайнюю степень восторга и восхищения. Для большего эффекта она закатила глаза. И как бы случайно, едва не потеряв сознания, угодила в объятия, обалдевшего от неожиданности, Эрнесто.

– Мои порошки, мои порошки! Скорее же, Эрнесто!

– Где же они?!

– В мешочке. Там… – мадам Рокто подняла руку. На запястье висел бархатный зелёный мешочек, выпавший из кружев рукава её платья.

– Сейчас-сейчас…

Эрнесто усадил «захворавшую» на стул. Аккуратно раскрыл мешочек. Поднялось целое облако красной мерцающей пыли. Порошок сам выскочил из мешочка и рассеялся в воздухе. Наблюдать за ним было сплошным удовольствием. Воздух искрился красными блёстками, словно целую вселенную рассыпали в маленькой бакалейной лавке.

– Ну как?

– Что именно, любезная мадам Рокто?

– Как вам нравятся мои порошки?

– Очаровательны! Блестящи и восхитительны, как и вы, несравненная мадам Рокто! Бог мой… кажется я влюблён в вас! Да! Восторгу моему нет предела!

– Но-но. Умерьте пыл, мой дорогой Эрнесто. Вы лишь ещё один несчастный…

– Счастливейший из всех живущих!

– Тише. – мадам Рокто приложила к губам палец, унизанный кольцами с крупными разноцветными камнями. – Кто-то идёт.

Дверь скрипнула и отворилась. Это был сын Эрнесто – Роберто. В облаке странной красной муки или пыли он не разглядел посетительницу. Можно даже сказать, что она внезапно испарилась. Будто и не было сию секунду в лавке никакой посетительницы.

Роберто смочил мешковину прохладной водой и стал энергично размахивать ею в воздухе. После чего растворил окна и двери и разогнал диковинное облако.

– Что это было, отец?

– О чём ты, сынок?

– Здесь только что была женщина. Кто она?

– Какая женщина, Роберто?

– Та, что растаяла в воздухе, вместе с пятью коробками. Это были все эклеры и печенья на сегодня? Она хотя бы заплатила?

В это же мгновенье, до того, словно висевшие в воздухе, со звоном упали на блюдце, стоящее на прилавке, двадцать пять золотых монет.

– Ого! – Роберто рассматривал монеты, не веря своим глазам. – Они такие блестящие! Их не иначе отчеканили этого дня?

Эрнесто уставился на золотые. Но вот в чём штука – он хоть убей не помнил ни посетительницы, ни монет. Что же это такое в самом деле?

– Ну вот что, сынок. Отправляйся-ка домой к своей матушке и скажи, что сей же час я закрываю лавку на неделю. И мы с ней едем к старику Идальго. А ты останешься дома. Присмотришь за лавкой. Будешь приходить и проверять её, пока нас не будет. Как стемнеет, закрывайся дома и занимайся побольше музыкой. А мы возвратимся и привезём тебе новую флейту, о которой ты только и грезишь днями напролёт! Я прав? Прав? Прав! – Эрнесто ласково потрепал сына за плечо.

– Отец, вы так добры! Но чует моё сердце неладное. Откуда за простые пирожные и печенье, нам святые ангелы послали столько золота? Да и не происки ли это ведьмы, о которой только и судачат всю неделю соседи?

– Ни о чём не беспокойся, сынок. И выбрось эту ерунду из головы. Совсем скоро ты станешь известным музыкантом. У тебя появится настоящая флейта, сделанная великим мастером и моим старинным другом – Идальго!

– Отец, я мечтаю о флейте дядюшки Идальго! Но всё же… мне внушают беспокойство этот красный дым и диковинная посетительница.

– Не было никакой посетительницы, сынок! А если и была, так какое нам до этого дело? Наше дело маленькое – трудиться, да не хворать. Ну, беги к матушке, сообщи ей радостную весть!

– Хорошо, отец, как скажете…

Роберто обнял отца и поспешил домой.

Эрнесто тяжело вздохнул. Сложил золотые монеты в мешочек, спрятал поглубже за пазуху. И начал готовить лавку к закрытию.

«Двадцать пять золотых монет» – твердил он. И настроение его улучшалось с каждым мигом.

Эрнестина Бецатти – матушка Роберто и верная жена Эрнесто, слыла самой доброй хозяйкой в небольшом городке Иль-Даджио. Где они жили не тужили вот уже второй десяток счастливых лет.

Роберто вскоре должно было исполниться пятнадцать лет. И вот уже третий год супруги Бецатти откладывали всё, что можно, чтобы однажды Роберто смог выучиться и стать настоящим музыкантом. Ведь он имел к тому большую тягу.