Дж. Э. Уайт - Тёмный дар

Тётя Эбби вышла замуж через два дня после того, как Каре сравнялось пять. Свадьбу закатили на славу. Жители деревни тогда уже начинали поглядывать на маму с подозрением, но Эбби, с её улыбками, веснушками и пирогами, по-прежнему любили все. Праздник затянулся далеко за полночь. И на следующее утро вся община, как было заведено, дружно взялась строить молодым новый сарай. Там-то два месяца спустя и нашли тело тёти Эбби. То ли она была растерзана в клочья. То ли вместо её головы у неё была воронья. То ли она вовсе исчезла, а остались одни башмаки. Разных историй ходило с десяток. Наверняка никто ничего не знал, кроме фен-де и его серых плащей. Ну и, разумеется, того, кто нашёл тело.

Его нашла мама.

Второй жертвой в ту ночь стал молодой супруг тёти Эбби. Звали его Питер, и хотя Кара его почти не знала, как-то раз он угостил её яблоком и сказал, что у неё красивые волосы. Питера нашли в поле сразу за амбаром, тело его было не тронуто, зато лицо застыло в вопле ужаса.

Таффу следовало родиться не раньше чем через полтора месяца, но, обнаружив трупы своих друзей, мама была в таком шоке, что роды начались раньше времени. По крайней мере, так всегда хотелось думать Каре. Все прочие утверждали, что это случилось от напряжения, которого потребовала чёрная магия, убившая её лучшую подругу. Как бы то ни было, матери Кары удалось доковылять до фермы Констанс, и именно Констанс приняла Таффа, который весил всего три фунта и в величину был не больше буханки.

Кара не раз спрашивала себя, успела ли мама хотя бы взять Таффа на руки, прежде чем серые плащи вломились в двери и уволокли её в ночь. Это была одна из вещей, о которых ей всегда хотелось спросить у Констанс – помимо того, откуда у неё эти шрамы. Однако после той ночи мамина подруга подчёркнуто игнорировала Кару. Она не раз спрашивала о том, что же случилось, у папы (хотя с годами всё реже и реже), но папа отказывался об этом говорить. Когда Кара спрашивала, правда ли, что мама была ведьма, папа просто кивал и проводил остаток дня, строча в своём блокноте.

Только однажды, напившись в стельку, папа дал Каре хоть какой-то намёк. Он ввалился к ней в комнату посреди ночи и сказал, что мама вовсе не хотела никому зла, просто «совершила ужасную, ужасную ошибку!»

Кара тогда сделала вид, будто спит.

Кара взяла корзину для фруктов и поморщилась от вони гниющей гашевицы. Папа, похоже, взялся-таки за дело, но бросил его на полпути. Сейчас в корзине находилось жидкое месиво, кишащее червями.

Кара, отвернувшись, вывалила гнильё на землю.

Гашевица очень вкусная, но очень уж нестойкая. Если не собрать её сразу, как поспела, она быстро скукожится и сгниёт прямо на дереве. К счастью, нужный момент определить несложно: плоды меняют цвет с неаппетитно-серого на ярко-фиолетовый, и ветви дерева склоняются, как бы умоляя, чтобы их поскорей обобрали.

Окинув взглядом сад, Кара увидела, что все деревья склонились чуть ли не до земли, так что гашевица буквально лежит на траве.

Ночь ей предстояла долгая.

Девочка работала проворно. Некоторые плоды уже переспели и лопались прямо в руках, пачкая пальцы лиловой мякотью. Однако же за пару часов она успела набрать четыре корзины. Но к этому времени усталость начала брать своё, и Кара обнаружила, что уже не может работать так быстро. Она поняла, что всего ей всё равно не собрать, и сердце у неё упало: сколько ж денег они потеряют! Она мысленно выбранила себя за то, что положилась на папу, который обещался сделать это ещё два дня назад. «Можно попробовать его разбудить. И Таффа тоже. Втроём, может, и управимся…» Но Кара знала, что толку с этого не будет. Папа сразу почувствует себя виноватым за то, что не сделал это сам, и будет не столько работать, сколько просить прощения. Тафф, конечно, с радостью возьмётся помогать, но он же слабенький, а за последний час сильно похолодало. Нельзя его на улицу выгонять в такую холодрыгу.

Нет, единственный выход – работать самой, уж сколько успеет. Если Кара сумеет набрать ещё шесть корзин, этого должно хватить на пригоршню жёлтеньких. Может, на то, чтобы перезимовать, этого и не хватит, но всё-таки хоть что-то. Однако за следующий час она сумела собрать всего полкорзины, а потом опрокинула её онемевшими руками, и фрукты покатились во все стороны. Следующие полчаса Кара ползала на четвереньках, собирая с фонарём раскатившуюся гашевицу.

Она даже испытала облегчение, когда сдавила одну гашевицу слишком сильно и та лопнула у неё в руке. Внутри она хотя бы тёплая…

«Нет, надо передохнуть, – подумала Кара, садясь под дерево. – Пару минуточек посижу, мне и полегчает. А уж тогда с новыми силами возьмусь за работу!»

Кара закрыла глаза. Когда она открыла их снова, ног она не чувствовала, а на колене у неё сидела птица с глазом на груди. Кара хотела было заорать, но она была такая усталая, такая сонная, что даже рта не сумела раскрыть. Где-то в глубине души она сознавала, что это очень, очень плохо. Что надо немедленно встать и походить.

Но тело не слушалось.

Кара во все глаза смотрела на птицу. Перья птицы были насыщенно-синего цвета и переливались, как вода под луной. Вместо головы у неё был всего лишь какой-то бугорок и чёрная дырочка на месте рта. А её единственный глаз отливал тёмной болотной зеленью.

Кара увидела, как глаз откатился влево и на его месте возник другой, каменно-серый. Не успел этот глаз обосноваться в глазнице, как тут же сменился другим, таким же синим, как оперение птицы. Если бы Кара не видела, как этот глаз встал на место, она бы, пожалуй, и не разглядела, что у птицы есть глаз. Этот странный замаскированный глаз быстро откатился в сторону и сменился новым, который светился жёлтым, испуская слабое, но приятное тепло.

За всё это время птица ни разу не мигнула.

«Она пытается привлечь моё внимание, – подумала Кара. – Пытается меня разбудить».

Птицын глаз снова ожил, и разные глаза замелькали друг за другом. Оранжевый. Ядовито-розовый. Прозрачно-белый. Кара представила, как все эти глаза выстроились друг за другом внутри птицы, будто шарики в деревянном жёлобе детской игрушки. На самом деле, в крохотном теле птицы не было места для такого количества глаз, но, судя по всему, обычные правила тут не действовали.

И вот наконец птица выбрала себе глаз, в котором билось и плясало огненно-алое адское пламя. У Кары в голове вспыхнула жгучая боль от одного его вида, зато изнеможение отчасти развеялось. Как только Кара уперлась ладонями в землю, собираясь встать, птица перепорхнула на соседнюю ветку и принялась внимательно наблюдать за ней.

– Спасибо, что разбудила, – сказала Кара.

Птица перескочила на другую ветку. Глубже в сад.

– Эй, – спросила Кара, – ты куда?