Галина Манукян - Ученица чародея

Увидев меня, Огюстен обрадовался. Был он рад и угощению, но, отпив воды, со вздохом сказал:

– Премного благодарен, милая мадемуазель, всё вкусно. Но я бы с большей охотой выпил вина, ведь как говорил Генрих IV, хорошая кухня и доброе вино – это рай на земле.

Я растерянно развела руками. И он, поняв свою ошибку, добавил:

– Впрочем, великий король был не совсем прав – рай на земле невозможен, если бы рядом не было вас, Абели.

Я зарделась от удовольствия, но нашу беседу снова прервали. К дому лекаря подъехала роскошная карета в упряжи с чёрными, будто лакированными эбеновыми жеребцами. Себастьен поспешно разогнал мастеровых и склонился перед невероятно красивой дамой. Я чуть было не раскрыла рот от восхищения тончайшим кружевом, вспенившимся вокруг декольте и на манжетах, великолепием широких юбок из лилового шелка, пышными перьями на изысканной шляпке…

В животе разгорелась постыдная алчность – я непременно хочу всё такое же. И даже мгновенно представила, как бы чудесно оно на мне смотрелось. Ах, если бы мои косы так же завить в тугие локоны, я бы стала такой красавицей, такой красавицей. Но увы. Я вздохнула.

Видимо, заслышав стук колёс или уловив каким-то мистическим нюхом приезд важной гостьи, на крыльцо выскочил лекарь. За его спиной показался проныра Этьен. Он быстро глянул на даму и хотел было скрыться в прихожую, но тут заметил меня рядом с Огюстеном. Этьен нахмурился и подарил мне уничтожающий взгляд. Всё это произошло в пару секунд, но отчего-то моё сердце ёкнуло, будто я сделала что-то скверное. Пожалуй, я всё же не стану пить отвар, который этот наглец приготовит. Не то наверняка превращусь в ещё одну печальную тень и буду бродить ночью по коридорам жуткого особняка и пугать жильцов.

Незнакомая дама в сопровождении арапчонка в красной, расшитой золотом ливрее и круглой шапочке важно проследовала во двор. Мсьё Годфруа рассыпался перед ней в любезностях, и дама приветливо, хотя и с лёгкой ноткой снисходительности ему ответила. Огюстен протянул мне опустевшую тарелку, но я, увлеченная разглядыванием великосветской красавицы, не приняла ее в руки. Тарелка со звоном ударилась о камни и разлетелась на кусочки. Все обернулись в нашу сторону. Дама тоже. Вспыхнув, я бросилась подбирать останки тарелки.

– Какое прелестное дитя, – услышала я приятный грудной голос.

– Новая помощница, ваша светлость. Прошу простить её неловкость. Она всего пару дней как служит мне, – и он выкрикнул: – Подойди, Абели Мадлен.

Робея, я высыпала черепки из передника на землю, отдала Огюстену кружку и приблизилась к ним. Потупив глаза, присела в глубоком реверансе. Пальцы в кружевной перчатке подняли мой подбородок, и я встретилась взглядом с пронзительными синими глазами красавицы.

– Ты знаешь, кто я, дитя?

– Никак нет, ваша светлость, – ответила я. – Но уже очарована вашей красотой.

– Ах, милая крошка, – мелодично рассмеялась дама.

– Перед тобой графиня Жанна де Веруа, принцесса де Люин, – нараспев продекламировал мсьё Годфруа.

– Для меня большая честь, ваша светлость, – от волнения я с трудом вспомнила, что говорят в таких случаях.

– Мсьё Годфруа, я надеюсь, ваша помощница составит нам компанию? Приятно созерцать подле себя такие ангелоподобные лица. Детка, ты, наверное, во всем как ангелочек?

– Сущий ангел, вы даже не поверите какой, – заверил лекарь. – Но мы, ваша светлость, сначала обсудим то, о чем я писал вам ввечеру? Я бы предпочел обсудить это приватно, а затем Абели Мадлен почитает вам во время процедур или развлечет беседой. Уверяю вас, она будет столько в вашем распоряжении, сколько пожелаете.

– Да-да, безусловно. – Графиня махнула рукой в перчатке. – Пойдёмте. У меня тоже есть к вам дело.

Они направились к кабинету, а я – к разбитой тарелке. Всё-таки приятно, что я так приглянулась самой графине. Интересно, почему это она посещает лекаря, а не он ходит к ней?

Возле меня кто-то присвистнул. Я подняла голову от черепков. Огюстен почёсывал затылок и ошарашенно качал головой.

– Вот уж не ожидал, что к обычному лекарю может пожаловать сама графиня де Веруа! Наверное, ваш мэтр, мадемуазель, не простой лекарь, совсем не простой.

– Возможно… А вы не могли бы меня просветить, кто такая эта графиня?

– Как?! Вы не знаете?! Она же любовница самого короля Савойи, герцога Виктора Амадея!

Из окна кухни показалась суровая Женевьева:

– Мадемуазель Абели. Скорее сюда.

Я улыбнулась Огюстену и побежала к ней. Удивительно, но мои ноги уже так хорошо слушались! Будто присутствие великана придавало мне сил. А, может, так и было.

Стоило мне войти в кухню, Женевьева протянула наполненный кубок:

– Пейте, Абели.

– Что это?

– Вино, мадемуазель. Мэтру потребуется ваша помощь.

Я стояла в покоях для богатых пациентов и с выражением неподдельного ужаса рассматривала бурые гнойники, рассыпанные по животу графини. Та лежала на кушетке в одном белье и ничуть меня не стеснялась. При виде болячек, которые красавица скрывала под дорогими шелками, мне вспомнился прокажённый, от которого я со страхом убежала в Сан-Приесте. Впрочем, у того всё выглядело еще кошмарнее.

Язвы саднили и чесались – я чувствовала это так же сильно, как и сама графиня. Хуже того – мой дар обострился, и я отчетливо видела ржавого цвета облако с зелеными, как насморк, прожилками и землистыми пятнами. Оно туманом окружало тело графини де Веруа, сгустившись вокруг бедер, и издавало тошнотворный запах, который, похоже, никто, кроме меня не улавливал. Всё это вызывало крайнее отвращение и говорило об опасности, звенело в моих ушах, будто колокол при пожаре. Прикоснуться пальцами? Ни за что на свете! Я бессознательно сделала шажок к двери.

– Ну, что же ты, Абели, – промурчал мсьё Годфруа. – Ты же хочешь помочь её светлости. Ты ведь добрая католичка, не так ли?

– Так, – нехотя ответила я и отступила ещё на полшажка.

– Тогда чего же ты ждешь? Положи руки и исцели мадам де Веруа.

– Но… мсьё, как же… Ведь шрам Этьена остался у меня… вдруг и это?.. – я даже не знала, как сказать, чтобы не оскорбить высокопоставленную особу.

Графиня лишь молчала и сдержанно улыбалась. Но улыбка ее была совсем ненастоящей, как фальшивые цветы на ярмарке. Уж я-то знала, что мадам волновалась и даже начинала гневаться – над ее головой поднялась красноватая дымка.

Но лекарь будто ждал моих слов. Он, как кудесник, достал из кармана круглое зеркальце на изящной ручке и приставил к моей груди.

– Шрама уже и след простыл. Смотри сама.

Мой взгляд скользнул к зеркальцу – в отражении и, правда, ничего не осталось от багрового пятна, что я перетянула у Этьена. Даже крошечной точки.