Галина Манукян - Ученица чародея

– Пустите, сударь, это не ваше дело! С меня довольно ваших оскорблений! – фыркнула я, пытаясь скрыть свой страх. – Я всего лишь собираюсь на небольшую прогулку. Неужели я – пленница в этом доме? Или вы предпочитаете приковать меня цепью в подвале?

Судя по виду Этьена, он знал, где я только что побывала, и боялся, что тайны их жуткой семейки узнает кто-то ещё. Над головой Годфруа-младшего дрожало пятно фиолетовой дымки с грязно-красными всполохами. Святые угодники! Как мне надоело видеть эти кровавые признаки ярости над головами. Отчего в людях столько злобы? Или мне просто повезло оказаться среди таких?

– Не волнуйтесь, сударь, я не болтлива. Это не в моих интересах.

Он сжал моё предплечье.

– Абели, ты должна остаться.

Я попыталась высвободиться, но тщетно.

– Нет, я поеду. Но, увы, вернусь. Мне всё равно пока больше некуда идти, – упрямо заявила я.

Он притянул меня обеими руками и, наклонившись прямо над моим лицом, напряжённо произнёс:

– Там, где слишком много мёда, оказывается слишком много ос, шмелей и прочей кусачей нечисти. Смотри, как бы потом эта жадная туча не разлетелась от твоего трупа.

Всполохи над его макушкой стали ярко алыми, и мне почудилось, что даже в карих глазах Этьена появился красноватый отблеск.

«Угрожает… – подумала я, и сердце рухнуло в пятки. – Спаси и сохрани, Господи!»

– Мадемуазель Абели! – появилась на лестнице Женевьева. – Вас ожидает мэтр в своём кабинете.

Наверное, никто и никогда так не радовался появлению этой грымзы. Я живо крикнула:

– Подождите меня, Женевьева! Я спускаюсь! – и, вырвавшись из лапищ Этьена, ринулась по лестнице к ней.

– Как бы тебе не пожалеть об этом! – бросил он вслед.

– И ведь он чертовски прав, – прошелестело привидение.

Но меня было не остановить. Я не стану выбирать между лживым лекарем, его злобным сыном и ледяным привидением. Лучше останусь с блудницей. А она не захочет меня отпускать, нутром чую.

Лекарь позволил мне ехать с графиней на удивление легко. Перед этим он воткнул в привычную точку меж моих бровей китайскую иглу и вышел обсудить что-то с Женевьевой. Мой взгляд коснулся старинной чёрной книги на столе лекаря – жаль, мне так и не удалось разгадать ее секретов, точнее моих. Был бы фолиант поменьше, я бы наверняка его стащила.

Но мсьё Годфруа быстро вернулся, снял иглу и благодушно пробормотал напутствия. По-моему, его забавляла роль доброго дядюшки. Мне же стоило большого труда находиться рядом с мсьё, ибо хотелось выцарапать ему глаза за всю сотворённую мерзость. Я даже не пыталась улыбаться и смотрела либо в сторону, либо на пушистые бурые усы – почти такого же цвета, как и сгусток облака над головой лекаря. Теперь я понимала значение этих пятен над людьми, а ведь раньше они казались мне просто последствием головных болей. Человеку в тёмном облаке доверять нельзя – от таких надо бежать сломя голову, как я сейчас.

Солнце сияло вовсю, я с улыбкой кивнула восхищённому Огюстену и проследовала к карете. Мадам де Веруа уже истомилась ожиданием, но не показала виду. Она поманила меня в окошко пальцем, и паж распахнул дверцу передо мной, как перед знатной дамой.

Признаюсь, это было приятно, хотя я и показалась себе нелепой в своём лучшем платье рядом с роскошно разодетой графиней. Наверное, все меня примут за служанку. Увы.

– Устраивайся поудобнее, ангелочек.

Графиня потрепала по волосам, как щенка, чернокожего арапчонка. Тот сидел на скамеечке возле неё и рассматривал меня круглыми глазёнками. Я улыбнулась ему. Арапчонок не ответил и продолжал смотреть, почти не мигая, будто живая кукла. Ему, наверное, года четыре, – подумала я, изумляясь: сынок Моник такого же возраста не усидел бы и пары минут на месте…

– Благодарю вас, ваша светлость, – я потупила глаза, помня, как следует себя вести благовоспитанной девушке.

– Я уговорила лекаря отпустить тебя на несколько дней. У меня невероятный дар убеждения, – лукаво прищурилась графиня, – мсьё не смог отказаться.

«Еще бы, он так любит звон монет! Интересно, сколько стоит ваше убеждение?»

– Я очень рада этому, мадам графиня.

– Зови меня Жанна, – жеманно отмахнулась от своего титула красавица.

Карета тронулась, и с лёгкой тряской мы поехали по круговой улице. Я разглядывала обитые пунцовым бархатом стенки кареты, плотные шторки с золотыми вензелями. А мадам де Веруа кривилась, глядя на моё одеяние.

– Скажи-ка, милочка, а хотела бы ты себе платье покрасивее? – наконец, спросила она.

– Об этом я могу только мечтать.

– Ах, мой ангелочек, теперь ясно: наша первая задача – найти платье, более подобающее твоей красоте. Мы возьмёмся за это немедленно. Эй, кучер, в салон мадам Шантильи! – выкрикнула графиня приказным тоном и, будто извиняясь, добавила: – Готовое платье – безусловно, моветон, но я хотела бы, чтобы ты, ангелочек, уже сегодня предстала перед моими гостями. Сегодня у меня собираются савойские господа играть в бильбоке. Ты хотела бы присоединиться?

– С превеликим удовольствием, ваша светлость. – Графиня сделала грозный вид, и я прибавила робко: – Жанна.

– Сколько тебе лет, ангелочек?

– Семнадцать.

– Ах, ты совсем ещё юна! Но, между прочим, – с улыбкой сообщила красавица, – я не многим тебя старше. А в семнадцать меня уже выдали замуж, и я покинула мою милую Францию, чтобы поселиться в Савойе. Мы прозябаем в Турине почти весь год. И я так рада каждый раз, когда герцог Виктор Амадей решает отдохнуть от государственных дел в Перуже. Да, это милая деревенька в сравнении со столицей, но здесь всё мне ближе. И воздух свежее. Ты так не считаешь, ангелочек?

Карета удалялась от дома лекаря, и постепенно меня отпускали страх и оторопь. Мне даже стало легче дышаться, несмотря на дневную жару. Я кивнула и улыбнулась:

– Увы, мне не с чем сравнивать. Мне довелось путешествовать лишь от Парижа до Лиона, а потом я жила в Сан-Приесте. Я никогда не покидала пределы Франции.

– Пожалуй, это можно назвать счастьем. Франция – центр мира, особенно Париж. Я так скучаю по Парижу! – заметила графиня. – Между нами, ангелочек, я бы не хотела жить ни в Италии, ни в Сайвое. Только в Ницце мне бывает так же весело, как в Париже. Ты была в Ницце, душечка?

– Пока нет.

– А мне приходится довольствоваться Перужем. Надеюсь, не навсегда.

Я подивилась, неужто графиня недовольна своим положением? Хотя, возможно, и ей приходится несладко. Ведь, к примеру, Моник тоже считала, что моя жизнь в доме лекаря станет раем…

Карета остановилась, и рослый паж распахнул дверцу:

– Салон мадам Шантильи, госпожа, – почтительно склонился он.

– Кстати, милочка, я очень любопытна, – сверкнула глазами графиня, – а таких прелестных и загадочных существ, как ты, я ещё не встречала. Надеюсь, ты расскажешь мне о себе всё? Предупреждаю, я буду настойчива.