Галина Манукян - Ученица чародея

Этьен притянул меня к себе. Влажные, теплые губы завладели моими беззастенчиво. Это было пьяняще, немного колюче. Просто волшебно. Голова моя закружилась, и веки сами собой закрылись. Но я тут же опомнилась и, выставив вперед руки, с сожалением оттолкнула его.

– Сумасшедший, – укорила его я. – Снова хочешь ослепнуть?! Или вернуться в нору демона?!

– Я же спросил разрешения, – ничтоже сумняшеся возразил он. – Ты сказала, что хочешь отдать долг…

– И?..

– И все. Значит, все можно, – с видом честного искусителя заявил Этьен. – Ничего не будет.

– Ах, так? Все можно?! – возмутилась я, высвобождаясь из его объятий. Парень покорно развел руки, и я вскочила с кровати. Слезы комом встали в горле: – Неужели ты все еще видишь во мне шлюху? Разве я похожа на дешевую девицу из кабака?! С которой можно все… просто так, походя?!

Этьен посмотрел на меня с недоумением:

– О-ля-ля, Абели! Да я же не то имел в виду.

– А что? – опешила я, сглотнув слезы, вместо того чтобы выдать длиннющую тираду о порядочности и чести.

– Я имел в виду, что простой поцелуй не закончится катастрофой. – Этьен сел на кровати, придерживая простынь, недовольно обвел глазами комнату: – Куда подевались мои штаны? Боюсь, что продолжить разговор с тобой я смогу только одетым. Лучше закованным в броню. Или придется спрятаться и кричать из-за забора, чтобы ты вовсе не переживала за девичью честь.

– Простой поцелуй? О… – я залилась краской. – Я не поняла, извини.

– Ладно. Так где штаны?

– Там, – закусив губу, я показала на кучу засохших окровавленных тряпок в дальнем углу. – Только надеть ты их не сможешь. Ночью нам недосуг было разводить камин, чтобы сжечь твою одежду. Придется ждать Огюстена.

– Разрази меня гром! – воскликнул Этьен, увидев страшную кучу, помолчал немного и буркнул: – Тогда отвернись.

Я подошла к окну. По звукам поняла, что Этьен встал с кровати, а когда посмотрела украдкой, он стоял уже рядом, завернувшись в простыню, как в греческую тогу. Все лукавство из взгляда исчезло.

«Боже! Ну почему он так красив? Настоящий Адонис!» – вздохнула я, коря себя за неверные выводы.

– Извини, я сглупил, – пробормотал он, накрывая плечи тонким одеялом, как плащом. – Слишком дурно воспитан. Ты столько для меня сделала. Как никто, наверное. А я полез с поцелуями… Извини, тебе неприятно. Чертовски трудно устоять, когда ты рядом. И показалось… – Этьен неопределенно махнул рукой, – не важно, что показалось. На самом деле, я уважаю тебя. Ты… такая… Гм, в общем, прости, не хотел оскорблять. Больше не позволю себе ничего подобного. Простишь?

Этьен был совершенно серьезен и действительно имел в виду то, что говорил.

А я растерялась. Он уважает меня. Ценит. Но не сказал, что любит. Ох, святая Клотильда, что же я делаю? Мне ведь не унять трепета, даже если Этьен просто стоит рядом. Я пьянею от его присутствия, словно от бутылки сладкого крепленого вина. И ничто на свете не сделает меня счастливее, чем его поцелуй. Робко подняв глаза, я призналась:

– Нет. Не неприятно. Напротив.

Этьен смешался. По глазам его было видно, что он не готов к столь резким поворотам женской логики. «Ужас, я все испортила», – подумала я, а Этьен не сказал ни слова в ответ. Набравшись смелости, я шагнула к нему и чмокнула в колючую щеку:

– Вот, – и зарделась.

К моему облегчению, Этьен сразу заулыбался ласково и с видом взрослого снова притянул меня к себе:

– Какой ты еще ребенок!

– Это плохо?

– Это чудесно.

Я радостно подняла на него глаза:

– А если я скажу «можно», ты меня поцелуешь?

Вместо ответа он нежно прикоснулся губами к губам и сразу же отстранился.

– Не забудь о своем разрешении, хорошо? – шепнул он. – А сейчас отпусти мою руку: за дверьми кто-то стоит.

Едва я разжала пальцы, в дверь на самом деле постучали. Натянув одеяло на плечи, Этьен уселся на стул и закинул ногу на ногу:

– Войдите.

На пороге показалась мадам Тэйра. Она махнула рукой:

– Огюстен, голубчик, заходи, не топчись. Твоя дорогая мадемуазель Абели уже не спит. Вся в пуху, но при полном параде.

Этьен недоумевающе взглянул на меня. Я почувствовала себя неловко, но промолчала. Переваливаясь, мадам Тэйра прошаркала до табурета, взобралась на него и шумно вздохнула. Следом вошел белокурый великан. Увидев меня, он расцвел и церемонно поклонился:

– Доброе утро, мадемуазель Абели!

– Доброе, – с улыбкой ответила я. – Сегодня оно и правда доброе, не так ли? Наконец-то!

– Рад видеть вас в добром здравии, мадемуазель, – припал к моей руке Огюстен. – И вас, мсьё Этьен. Мы все здорово поволновались вчера за вас, но мадемуазель – настоящая волшебница. Ей нет равных!

– Да, – отчего-то нахмурился Этьен, – волшебница…

– Если бы не помощь мсьё Огюстена и мадам Тэйра, я бы не справилась, – не преминула сообщить я.

Этьен поднялся и склонил голову:

– Благодарю. Я ваш должник.

Огюстен любезно улыбнулся. Над ним всколыхнулось зеленоватое облако. Мадам Тэйра просто разгладила сухонькими ладонями скатерть и заявила:

– На здоровьице. Но если б не Абели, сидеть бы тебе в чистилище или где там еще до Страшного суда… Не забывай.

Этьен заметно побледнел и бросил на меня благодарный взгляд:

– Не забуду.

– Вот и чудненько, Тити. А теперь, дети, обсудим всё, и в дорожку. Нечего рассиживаться там, где наследили, и гневить Бога беспечностью.

Она закашлялась в кулачок. И без того маленькая старушка отчего-то сегодня согнулась в три погибели и стала казаться еще меньше, словно иссушенный ветрами, кривой пенек акации, сохранившийся со времен древних галлов. Меня это встревожило. Я по-прежнему не видела над прабабушкой ничего, а потому цветной подсказки не было. По ощущению – мадам беспокоило лишь легкое першение в горле. Неужели простыла? Я коснулась ее плеча:

– Вам нездоровится, бабушка? Давайте помогу.

– Спасибо, милая, помочь тут нечем, – покачала она головой, – болезнь у меня простая, но смертельная. Старость называется. Садитесь-ка, дети. В ногах правды нет.

Лишь после того, как села я, Огюстен также опустился на табурет, опасно заскрипевший под тяжестью великана. Этьен же развалился на стуле и постукивал пальцами по столешнице. А ведь сидеть, когда девушка стоит – невежливо! Действительно жаль, что его так плохо воспитали. Возможно, смогу привить ему хорошие манеры? Кто знает. Однако мои мысли вернулись к прабабушке, и я позволила себе усомниться:

– Мадам, все же дело, наверное, не только в старости. Вы были полны сил еще вчера, а в горах во время похода даже мы, молодые, могли позавидовать вашей бодрости. Но сейчас, кажется, вам нехорошо.

– Малышка, все так и должно быть. Камешек не у меня теперь, – пробормотала старушка, – оттого и сила осталась только та, что по годам положена. Слишком даже. Помнишь, за сколько мне перевалило? Не рассыпаться бы на ходу, лопни мои глаза!