Галина Манукян - Ученица чародея

– А она и рада, – съехидничала мадам Рашаль.

«Нет, конечно, я рада, – подумала я возмущенно, – но у нас же не просто так, у нас возвышенные чувства. У нас любовь».

– Мы любим друг друга! – словно в подтверждение моих слов заявил Этьен. – И ты ее совсем не знаешь.

– Ха! – гомерически расхохоталась матушка. – Вот и узнала получше! Она про-фур-сет-ка! Шелка, куда ж там, туфельки, шейка тоненькая, ручки белые – аристократка, ах ты, ах ты! Тьфу, глаза б мои не видели!

– Мама, прекрати! Абели – честная девушка.

– В каком месте?! Да ладно б только лямуры крутить, но жениться! – наседала с упорством дикой буйволицы мадам Рашаль. – Думаешь, простолюдины нужны эдаким дворянкам недоделанным?! Родственники ее собак на тебя спустят, помяни мое слово. У нас один мир, у них другой. Эти расфуфыренные господа в один счет тебя к суду привлекут, выставят соблазнителем.

– В общем, соблазнитель я и есть, – хмыкнул Этьен.

– Болван ты зеленый! А она… Чую, беду тебе принесет. Что-то в ней не так! Уж я нажилась с твоим отцом, прохиндеев за лье чую! Вот она из таких! Добренькой притворяется, улыбается сладенько, реверансами полы подметает, – клокотала негодованием мадам. – А на уме козни одни и интриги всякие. Нет, не так с ней что-то…

Я ужаснулась: неужели произвожу подобное впечатление? Святая Клотильда, я же искренне улыбалась, ну разве что побаивалась немного ее пристальных взглядов и все гадала, как можно было столько прожить с мужем и ничегошеньки о нем не знать. А еще, признаюсь, думала, как допустила она, чтобы чернокнижник-отец с Этьеном всякие штуки проделывал? Вот где она была в те моменты? Спала, колдуном зачарованная, или пулярку на кухне стряпала?

– Она тобой поиграется и переключится на кого-нибудь с состоянием и титулами, – продолжала предрекать матушка Этьена.

– Мама, ты сама понимаешь, что говоришь?! – вскипел он.

– Понимаю я. Дело молодое, ты не девица, гулящей не назовут. Но жениться! Это ты сглупа ляпнул, – чуть тише заговорила мадам Рашаль. – Гуляй себе и дальше, а как надоест, подберем хорошую девушку, скромную, из простых. Чтобы благодарна была. А главное, чтобы ровня!

– Я уже выбрал. И тебе придется принять Абели.

– Женишься на этой, прокляну! – сквозь зубы прошипела мадам Рашаль, будто кипяток, выплеснула на холодный металл.

– Женюсь! – стукнул кулаком по столу Этьен.

– Ах, шельмец! На мать стучать?! У отца набрался?! – взорвалась матушка. – Да я…

Она не успела ничего сказать, потому что раздался грохот, а за ним душераздирающий детский крик. Всплеск жгучей боли взвился с первого этажа с такой силой, что я едва устояла на ногах.

«Господи, дети! Случилось что-то!» – поняла я и, забыв о страхе перед Этьеновой матерью, бросилась по ступеням вниз. У входа в кухню, откуда несся громкий плач, я чуть было не столкнулась с ней лбами.

– Святые мощи! – закричала не своим голосом мадам Рашаль.

Служанка стояла над лоханью, в которой разрывался от плача обварившийся младенец. На полу возле перевернутого ведра вопила Клодин – на покрасневших ладошках и щечке вспухли волдыри.

Я растерялась: к кому первому? Но Этьен кинулся к Клодин, а потому я подхватила из лохани годовалую Жу-Жу и тотчас положила ладонь на ожоги на крошечном тельце. Не удержалась, втянула воздух сквозь зубы – больно-то как, Господи!

Где-то фоном причитала служанка:

– Мадам, не виноватая я! Бог свидетель, не виноватая! Клодин из-за сундука выскочила и мне под ноги. А я ведро несла с кипятком. Споткнулась об нее. Ой, горе, горе! Не виноватая я, мадам!

– Вон отсюда, шельма! – рявкнула на служанку мадам Рашаль и отчего-то осеклась. Наверное, увидела, как раны затягиваются под моими пальцами.

Не прошло и минуты, малышка Жу-Жу притихла. Еще подрагивая и всхлипывая, она доверчиво прижалась ко мне. От макушки с темными вздыбившимися волосенками сладко пахло молоком. Я поцеловала ее, несмотря на раскаленную боль, лавой растекающуюся по моему телу:

– Все хорошо, куколка моя. Теперь Клодин…

Но к моему удивлению, та тоже перестала рыдать. У хлюпающей носом девчушки, что сидела на колене у старшего брата, от жутких ожогов на коже остались едва заметные розовые пятнышки. А на Этьене лица не было. Он весь дрожал, серо-зеленый, будто его вот-вот вырвет. Святые угодники, неужели Тити?!.

– Мон Дьё! Как это? Как это? – бормотала матушка, подойдя поближе и глядя округлившимися глазами то на меня с Жу-Жу, то на Этьена с Клодин. – Деточки мои…

Сын не ответил. Громко выдохнув, он отпустил сестренку, шагнул к наполненной водой бочке и опустил туда голову. Фыркая, выпрямился, но этого ему, видимо, показалось мало, и Тити одним махом вылил на себя полное ведро колодезной воды, стоящее рядом.

– Фух, Абели, как ты это терпишь? – вскинул он на меня помутневшие глаза. – Это же черт знает, что такое.

– Привыкла, – пожала плечами я и протянула Этьеновой матери исцеленную малышку: – Она в порядке.

– Спасибо, – только и вымолвила разгневанная минуту назад фурия.

Багровое облако над ее головой начало таять, медленно уступая зелено-голубому – ошарашенная мадам, кажется, остывала. И я не удержалась – что мне было терять – выпалила, глядя ей прямо в глаза:

– Пожалуй, мадам, вы правы, во мне что-то определенно не так. Как минимум – эта странная способность целить. А вы бы перестали сердиться. Кровь у вас в висках так и клокочет. Того и гляди случится апоплексический удар, а воскрешать я не умею.

Мадам Рашаль кивнула как-то неопределенно и, еще испуганная за детей, осмотрела Жу-Жу и Клодин. Поставила ту, что постарше, на пол и пробормотала:

– Святые мощи! Я же своими глазами ожоги видела… Как они исчезли?

– Уж явно не вашими молитвами, мадам, – сердито подала голос мадам Тэйра. Когда она появилась, даже не знаю.

– Некоторые вещи, маман, объяснить нельзя, – добавил Этьен, приходя, наконец, в себя. Он встряхнул мокрыми вихрами, подошел ко мне и обнял за талию. Посмотрел на меня, перевел взгляд на мать: – По правде говоря, не только в Абели, в нас обоих все не так. Еще вопрос: в ком больше. Отец постарался. Ты, мама, не все обо мне знаешь. А вот Абели знает и не боится. Любая девица, какую б ты ни нашла для меня, убежала бы, крестясь и вопя. А Абели меня из самого пекла вытащила, от инквизиторов спасла. И если вообще я женюсь в этой жизни, то только на ней. А на ее дворянских родственников чхать я хотел! Сами не отдадут, украду – и точка.

Фиолетовое облако над ним засияло ярче обычного. Я невольно улыбнулась: «Мой Тити, какой же молодец! А я еще сомневалась! Милый».

Матушка закусила губу – похоже, бедная женщина не могла все переварить разом. Клодин заерзала – ей надоело сидеть на руках у матери. Жу-Жу, щедро пустив слюни, заулыбалась и потянулась ко мне.